Старые страхи в новые времена

Мир похож на гигантский конструктор «лего»: число его отдельных элементов, как и число возможных сочетаний этих элементов, очень велико, однако не бесконечно. И если мир хорошенько встряхнуть, то скорее всего детали соберутся в какие-нибудь знакомые сочетания. Потому-то, наверное, из всех литературных жанров фантастика, которая, по преимуществу, держится на писательской выдумке, наиболее уязвима. Ничего сочинить нельзя. Океан возможностей мелок и просматривается до дна. Всё придумано до нас. Всё уже осуществилось или осуществится в обозримые сроки.

К чему это я?

А вот к чему. Два десятилетия назад я сочинил, а годом позже опубликовал роман. Он назывался – страшно вымолвить! – «Убить президента». Это была такая мрачная антиутопия, действие которой происходило в недалеком российском будущем, после победы на выборах нового президента. Победитель был юрист, звали его Вовой и он любил поговорить о величии России. Одновременно президент Вова прижимал российский бизнес, отчего капитализм в стране опасно захворал. А поскольку социализм в стране вообще умер, над Россией нависла угроза голода и иных неудобств. Но у президента Вовы был дерзкий план рывка России в сытое беспечальное будущее. Предполагалось, что по пути в это будущее кормить нас будут развитые страны, а для того, чтобы они не артачились, их надо было просто припугнуть. Президент Вова, приглашая на саммит в России лидеров стран «семерки», не собирался их выпускать. Грубо говоря, он собирался взять в заложники мировую политическую элиту и годами держать под прицелом в обмен на продовольствие...

План, чреватый Третьей мировой войной, был, конечно, чистым безумием. Но президент Вова считал этот план – равно как и себя! – вполне адекватным и чрезвычайно хитрым. В этом плане соседской Украине отводилась роль мальчика для битья. Это, кстати, была такая придуманная Украина, тихая и осторожная, в которой и в помине не было никакого Майдана. Все, что хотели украинские чиновники в моем романе, – жить самостоятельно и, упаси Боже, не злить великого восточного соседа. Но это Киеву не слишком помогло...

Одним из главных героев романа у меня был посол Украины в Москве Василь Козицкий, который понимал больше, чем его боссы, но – как должностное лицо – был вынужден подчиняться начальству.

Позволю себе процитировать, с некоторыми сокращениями, внутренний монолог украинского посла из моего романа.

«Все было плохо. Значительно хуже, чем мог предполагать Киев. На берегах Днепра не почувствуешь того, что я ощущал здесь, в Москве. Эту наэлектризованную атмосферу тихой враждебности, которая шла из Кремля. Это трудно было понять по газетам и брифингам, по ТВ и официальным речам. Это надо было просто чувствовать. На Борщаговке некоторые меня считали паникером (...). Мои мрачные прогнозы не вписывались в их замечательный план, согласно которому внутренний курс на незалежность дополнялся внешнеполитической доктриной так называемой «взвешенности» и так называемого «корректного дружелюбия». Проще говоря, в Киеве брали за образец поведение глупенькой беременной курсистки из анекдота, которая надеялась, что как-то все само рассосется. Черта лысого рассосется! После 12 июня беременность вступила в необратимую фазу. Мы беременны войной, вот что, подумал я. Дай бог, если холодной. В Киеве кажется, что если демонстрировать дружелюбие и не касаться в беседах с московским вождем сорока восьми запретных пунктов, то обстановка постепенно нормализуется (...) Ну да. Он нам покажет сорок восемь пунктов. Он нам покажет корректность и дружелюбие. Готовьтесь, мои коллеги. Он нам покажет «конструктивное сотрудничество двух держав на взаимовыгодной основе», дорогой премьер. В сорок восемь часов».

Послесловие к роману написала Валерия Новодворская. Ее текст был лестным для романиста, но столь беспросветным по тональности, что ни в одно издание, кроме самого первого, послесловие не попало: прочие издатели шарахались от неутешительных прогнозов Валерии Ильиничны, как пряничный человечек от садовой лейки.

В 1995 году, когда почти одновременно в России вышло три издания романа (в Саратове, Москве и Смоленске), я решил выпустить эту книгу где-нибудь в дальнем зарубежье. Я выбрал Париж и попросил у Виктора Пелевина (с которым мы в ту пору приятельствовали) познакомить меня с его французской переводчицей. Виктор дал мне адрес, я послал ей книгу и почти год не получал ответа. А когда она все-таки мне позвонила, на календаре был август 1996 года. Переводчица сказала, что книга любопытная, но уже не актуальная: на реальных выборах победил умеренный Борис Ельцин, а вовсе никакой не страшный агрессор, способный поставить мир на уши. А потому, мол, злободневность моей антиутопии естественно сошла на нет.

Мне было жаль, что парижское издание не состоится, хотя в словах переводчицы о «недолговечности» сюжета романа была (как мне поначалу казалось) некая правота. Я и сам допускал, что срок жизни романа «Убить президента» – года два-три, от силы пять.

Увы, я ошибся. За два прошедших десятилетия роман-предупреждение не так сильно устарел – впору выпускать седьмое издание с минимальным апгрейдом или даже без него. Понятно, что нынешний читатель разглядит за персонажами книги уже не тех, кого

когда-то имел в виду автор, но какая разница? Прототипы ушли, архетипы остались. Страх универсален и не подвержен инфляции. Как и двадцать лет назад, мы по-прежнему боимся одного и того же: насильственного возвращения страны к наихудшему варианту «светлого прошлого», за колючую проволоку единомыслия и на грань «великого похолодания», когда на фоне «патриотической» истерии идея захвата высокопоставленных заложников не будет выглядеть такой уж непроходимо сумасшедшей...

А почему, вы полагаете, в реальности-2014 лидеры стран «восьмерки», подумав, решили не приезжать на саммит в Россию? Береженого бог бережет.