Плыть или не плыть: как появились в Саратове лодочные базы и как им теперь быть

С началом строительства новой набережной, когда вопрос о судьбе лодочных баз встал ребром, у муниципалитета сложилась очень интересная позиция по этому поводу. Чиновники объявили владельцев лодок чуть ли не пиратами, находящимися на берегу совершенно незаконно. А потому снести всю эту «тортугу» – дело чести для всякого законопослушного муниципального бюрократа.

На самом деле никакого пиратства тут нет. За кратким экскурсом в историю водно-моторного спорта в Саратове, а также с вопросом о том, как решить проблему с набережной и лодками без ущерба для обеих сторон, мы обратились к владельцу маломерного судна с 1985 года, члену СТК «Волна» Кириллу Вахнееву. О лодках, моторах и волжских берегах он знает все или почти все. В чем и выпало убедиться редактору ИА «Свободные новости» в ходе продолжительной и интересной беседы.

– Начнем с самого простого вопроса: как у нас появились лодочные базы?

– Лодки у людей, которые живут на реке, у реки и от реки, были всегда, как и проблема их хранения. Проблема хранения лодок конкретно в Саратове начала подниматься в 50-х годах. Как раз в это время что мотор, что лодка с мотором стали доступны практически всем.

С конца 20-х годов в Советском Союзе было создано очень большое количество отраслевых и профсоюзных спортивных обществ. На базе спортивных обществ в рамках развития водных и технических видов спорта было создано достаточно большое количество водно-спортивных баз, в том числе – водномоторно-спортивных. Первые из которых начали появляться на берегах в 20-х годах.

Водные базы у нас в 50-х годах начинались от судоремонтного завода, а заканчивались на Улешах. Они имели режим государственного благоприятствования, получали в распоряжение дебаркадеры, отходившие свой срок баржи и прочее техническое снабжение.

Наша стоянка – СТК «Волна» при ДОСААФ СССР, а ныне России – в теперешнем виде существует примерно с 1976 года. Там стоит баржа 1932 года постройки, что самое интересное – она стоит на плаву, более того – она еще и на ходу.

Помимо спортивных баз, образовывалось какое-то количество стихийных стоянок, чаще всего в форме кооперативов.

В 70-х годах к идее собственных водно-спортивных баз очень активно обращались все саратовские заводы. Многие предприятия открывали у себя либо яхт-клубы, либо для своих работников на льготных условиях делали лодочные стоянки.

Самый пик развития водномоторного дела пришелся в стране на 1971-72 годы, когда бензин стоил 5 копеек за литр, масло стоило тоже копейки, «Прогресс» с «Вихрем» стоили около тысячи рублей. Купить лодку мог себе позволить человек, работающий на заводе, не сильно пьющий или не пьющий вовсе, даже при наличии семьи, с 2-4 зарплат.

Единственно, в 60-х годах, когда у нас была эпидемия холеры (а у нас как раз тогда заработал новый водозабор – тот, который стоит около гребцовской базы в Затоне), все базы очень быстро, оперативно и организованно раскидали подальше от водозабора. Частично на Зеленый остров. Частично в Заводской район. Потому что любая лодочная стоянка – это дополнительное скопление людей.

Но Волга в те годы реально гудела. Я еще помню такое в конце 80-х, хотя мне тогда говорили, что это уже упадок. Это было после подорожания бензина 1981 года.

Вообще вся история взаимодействия лодочников с миром: был такой нормальный социалистический подъем, который продолжался до начала 70-х. Там в 60-х уже какие-то нездоровые проверки были, а в 70-х пошла вполне сознательная травля именно владельцев моторных лодок.

– Когда их стали обвинять в том, что они загрязняют воду?

– Да. И это тянулось очень долго. Это была на самом деле мировая тенденция. У нас же куда дворяне, туда и обезьяне. Сначала, в конце 50-х, это все прокатилось по Штатам. Закончилось созданием достаточно серьезных организаций и ассоциаций владельцев и производителей водномоторной техники. В 60-х дошло до Европы. В 70-х докатилось до нас. Где-то на уровне 1972-73 годов пошла волна запретов на моторные лодки и продолжалась до начала 80-х. Начиная от запрета хождения в нерест, вплоть до полного запрета на движение маломерных судов в некоторых городах. Но если это еще как-то можно протащить в том же Тамбове с его Цной, которая в ширину полтора шага и не судоходная, но на судоходной реке, когда перед тобой проезжает большой-большой теплоход, на котором сидят 300 пассажиров и плюют за борт, бросают «бычки», огрызки яблок и газетные кульки с мусором, да и теплоходы не гнушались фекальную цистерну за борт качнуть, говорить, что вот лодочники – они такие-сякие... Это смешно.

Дальше было первое повышение цен на бензин в 1977-79-м, когда у нас был всемирный нефтяной кризис, и второе повышение цен на бензин – 1981 или 1983 года, после чего часть населения побросала лодки.

– А что случилось в 90-е?

– А в 90-е бензин не то что подорожал, он просто пропал. Реально несколько лет на заправках бензина не было. Или его не продавали, кроме как в бензобак. Но лодку на заправку не подгонишь.

– Воровать лодки стали в 90-е?

– Краж, как таковых, было немного. Основная проблема 90-х – отсутствие бензина. Плюс проблема бандитизма на Волге. Какие-то веселые гоп-компании промышляли в 1991-92-м. Потом из таких сел, как Генеральское, Красный Яр, еще из каких-то прибрежных деревень по 3-4 самых борзых человечка пропали на речке, и как-то это естественным путем сошло на нет. Но в 90-е очень много народу либо очень серьезно забухали от безысходности, либо потеряли работу, доход и не смогли ездить. Подавляющее большинство лодок оказались просто брошенными. Вот тут у стоянок было тяжелое время. Жуткие долги, никто особо ни за что не платил. У нас один из предыдущих начальников базы прославился тем, что взял и под свою ответственность все брошенные лодки, на которые хозяева не заявлялись по десять лет, реализовал.

– Чтобы покрыть долги?

– Естественно, он и про свой карман не забыл, за что, собственно, и полетел к чертовой матери. Были покрыты долги за стоянку, хотя это не очень законная тема – отобрать лодку за долги или не выпускать со стоянки за неуплату.

Потом, в 90-е, была массовая продажа лодок. Мореходные лодки, то есть «Казанка-2», очень много «Амуров», «Прогресс-4» – все, что может ходить в мало-мальскую волну, грузовиками вывозились на Каспий.

– Итак, мы подошли к нулевым...

– В нулевые вся эта система лодочных стоянок и баз начала восстанавливаться. Во-первых, те люди, которые не побросали лодки в 90-е годы, остались на воде. Во-вторых, началась новая волна – появились люди, которые в 90-е по причине безденежья или малолетства лодку бросили или продали (или отец продал), и они восстановили статус-кво семейный.

– А потом пришли «новые веяния» и базы опять кому-то помешали?

– Веяния там на самом деле очень просты. Это федеральные деньги, которые выдаются на строительство берегоукрепительных сооружений. Вместе с этим есть в городе такой очень лакомый кусок – полоса земли, которая находится между улицей Чернышевского и берегом Волги.

– И этот кусок земли хотят оприходовать под элитное жилье?

– Да. Там вообще все очень интересно. Дело в том, что та территория, которую мы знаем как грузовую набережную, это гидротехническое сооружение. Оно было построено в 50-х годах, чтобы прикрыть железнодорожную насыпь от размывания при подъеме Волгоградской ГЭС. Вся эта территория – санитарная зона железной дороги, а убирать эту ветку оттуда никто не позволит, потому что это стратегический объект, как вообще все железнодорожное хозяйство. Фактически все лодочные стоянки стоят на территории, которая много лет принадлежит железной дороге.

Насчет войны лодочников: формально каждое сооружение водопользования, которыми по Водному кодексу являются базы, должно иметь определенный пакет документов. История всех баз упирается в то, что когда-то преуспевающий завод получил у Заводского, например, райисполкома разрешение на использование такого-то куска берега для создания водно-моторной базы. Эти документы не факт, что дожили до нашего времени и были правильно переоформлены. Формально многие сооружения действительно либо незаконны, либо не очень законны. Насколько я знаю, поиску документов достаточно активно препятствуют архивные сотрудники.

Пока потеряно только три стоянки из существующих на саратовском берегу. Это «Волжанин-2000» (у которого с документами было все плохо, то есть их не было вообще), «Высота» и база «Универсал» от бывшего агрегатного завода. За это время эта база стала частной. История умалчивает, что и как там было с документами, но факт такой, что хозяин этой базы счел для себя за лучшее продать баржу на металлолом, известить всех лодочников, мол, извините, ребята, и порезать все, что осталось, на металл.

Дальше: владельцы стоянок и ответственные лица встали в интересную позу и сказали: «А на каком основании вы собираетесь сносить?» – «Ну, мы же тут, это, строим федерального значения объект». – «Ну и что? Стройте. Нас не трогайте, стройте как хотите». И законодательно по факту нет оснований для прекращения деятельности коммерческого, действующего и прибыльного сооружения.

– Но при этом они хотят его прекратить?

– У них есть сверху утвержденный план, за невыполнение которого «нагибают» всех. Естественно, деньги-то выданы. Я так думаю, сверху задают вопрос: «Ребята, мы вам денег дали? – дали. Выхлоп где? Выхлопа нет – больше не дадим».

Дальше пошло нелицеприятное противостояние сторон. Лодочники на самом деле не очень правы, потому что заранее заняли упадническую позицию, что да, мы согласны на переезд. И кто-то из них сказал: а вот, может быть, там у нас есть волнорез… Кто сказал, какой черт его за язык тянул? Никто не знает.

Что такое волнорез? Это очередное гидротехническое сооружение – волнолом саратовского речного порта, который закрывает от непогоды приемный ковш порта. Когда-то туда шел электрический кабель, там сигнальные фонари стояли, чтобы на него ночью никто не налетел. Сейчас это сооружение из разряда безжизненной пустыни. Теоретически туда можно протянуть электричество. Но любые подводные кабельные работы стоят очень дорого. Теоретически же там можно оборудовать какие-то места.

Но, во-первых, на волнолом не поместятся лодки со всех стоянок, которые подлежат сносу. Потому что очень много стоянок используют многоярусную систему хранения, эстакады. А на многих стоянках лодки стоят не только на берегу, но и на воде и еще на баржах. Эстакаду там строить никто не собирается. Второй момент: в определенную погоду подход и отход судов от этого волнолома – смертельный номер. Когда ветер дует со стороны стальмоста, туда подойти и отойти нельзя. Третий момент – с той стороны, которая смотрит в сторону портового ковша, такие вещи, как лодочная стоянка, размещать нельзя. Потому что, не приведи господь, какая-то из барж, которые стоят внутри ковша в ожидании погрузки-разгрузки, уйдет с якоря. Она там если не на волнолом залезет, то все, что в пределах волнолома выступает в воду, благополучно разнесет.

Другой вопрос, что с этой идеей все люди, которые отвечают за это строительство, очень интересно носятся. Курица с яйцом меньше носится. Потому что, к сожалению, это единственное пока предложение, которое случилось со стороны лодочников. Другой вопрос, что подобные предложения делаются в письменном виде. А кто там где когда что ляпнул не подумавши, никто не докажет, не подтвердит.

Так что на данный момент этот вопрос с переносом чего-либо куда-либо, он абсолютно зависший и абсолютно патовый.

– И чем может это кончиться?

– Я как-то не берусь заниматься политическим анализом. Правильное решение проблемы – это внесение изменений в проект вот этой набережной, которые включат в себя какие-то возможности для создания лодочных стоянок. В идеале, конечно, сохранить эстакадную структуру. Сильно экономящую занимаемую территорию.