Михаилу Лысенко не дают общаться с женой и сыном

Экс-главе Энгельсского района Михаилу Лысенко очень просто следовать знаменитому завету профессора Преображенского и не читать газет до обеда. Потому что читать газеты ему законодательно запрещено. Пробежать глазами свежую прессу он может только в присутствии своих адвокатов, которые, уходя от своего подзащитного, обязаны забирать газеты, журналы и прочую периодику с собой. Книги также под запретом – в открытом доступе только местная библиотека, в которой Михаилу Алексеевичу в свое время предложили почитать «Узника Азкабана», что Лысенко тогда счел весьма актуальным. О нынешнем положении дел и перспективах так называемого «дела Лысенко» мы побеседовали с его адвокатом Станиславом Зайцевым.

– Станислав, что нового произошло в процессе с начала этого года?

– Суд ограничил Лысенко и его защитников во времени ознакомления с материалами уголовного дела. 25 января 2013 года данное судебное постановление вступило в законную силу, и дальше нам уже не дали с материалами знакомиться. Большую часть мы изучить успели. Кроме того, у нас в полном объеме есть ксерокопии и фотокопии, поэтому сейчас, в процессе подготовки к суду, мы можем дочитать все оставшееся.

Справка ИА «Свободные новости»: Экс-глава Энгельсского района Михаил Лысенко был задержан в ноябре 2010 года по подозрению в участии в преступной группе. В начале декабря ему было предъявлено обвинение по статье 105 УК РФ «Убийство». Лысенко обвинили в организации убийства в ноябре 1998 года криминального авторитета Николая Балашова, с которым они, по версии следствия, не поделили сферы влияния в городе. Глава областного ГУ МВД Сергей Аренин тогда пояснил, что информация, по которой началась проверка и следственные мероприятия, поступила из колонии от одного из заключенных. В результате этих действий была задержана «группа Нефедова» и обнаружен тайник с оружием. В январе к первой статье добавилось еще две, а в марте – четвертая. Новое дело касалось нападения в 2004 году на некоего Винецкого, в которого неизвестный выстрелил из травматического пистолета. Кроме нового дела, Лысенко на тот момент проходил фигурантом уголовных дел, возбужденных по части 2 статьи 105 УК РФ – «Убийство», по пункту «г» части 4 статьи 290 УК РФ – «Получение взятки в особо крупном размере» и статьи 126 УК РФ – «Похищение человека». В феврале 2012 года Лысенко предъявили обвинение уже в окончательной редакции. Число статей Уголовного кодекса, по которым обвиняют экс-главу района, выросло до семи. Параллельно с этим в апреле 2012 года в Энгельсском районном суде начался процесс по делу об избиении Юрия Нефедова – предполагаемого члена «банды Лысенко». На скамье подсудимых оказались двое осужденных и бывший начальник СИЗО № 3 города Энгельса Александр Ананьев. Согласно обвинительному заключению, оглашенному прокурором Эдуардом Лоховым, весной 2008 года подсудимые Анатолий Прохоров и Олег Черкасов, а также пострадавший Юрий Нефедов были доставлены из колоний, где они отбывали наказание, в СИЗО № 3 города Энгельса. Майор Ананьев поставил перед заключенными задачу «выбить» из Нефедова явку с повинной по делу об убийстве Балашова. Их поместили в одну камеру, где Черкасов и Прохоров в течение трех часов избивали Нефедова и угрожали ему пытками. Пострадавший согласился написать требуемый документ. Явку пришлось переписывать три раза, так как первый вариант был испачкан кровью, а содержание второго не устроило избивавших. В обвинительном заключении фигурирует и бывший майор ФСБ Мазюк, уголовное дело в отношении которого выделено в отдельное производство. В июле был вынесен приговор самому Нефедову. Его обвинили в убийстве Балашова, якобы по заказу Лысенко, создании банды, похищении человека – коммерсанта Пронина, опять-таки по версии следствия, по просьбе экс-главы района, вымогательстве, грабеже, нападении на адвоката Винецкого, осуществлявшего защиту по уголовному делу, хулиганстве и причинении тяжкого вреда здоровью. Суд вынес решение назначить Нефедову наказание в виде 8,5 лет лишения свободы.

Также мы заявили ходатайство о том, чтобы наше дело рассматривалось судом присяжных. Этот вопрос следствие удовлетворило. Ну, нам в принципе не могли отказать, так как наши статьи попадают под возможность рассмотрения дела судом присяжных. Но окончательно вопрос участия присяжных в процессе определит Саратовский областной суд. В настоящее время уголовное дело уже направлено в Генеральную прокуратуру РФ на утверждение обвинительного заключения.

Если прокуратура его утвердит, то дело с этого момента будет уже числиться за судом. И я так предполагаю, что ориентировочно во второй половине марта будут назначены предварительные слушания, где уже будет решаться вопрос о назначении даты начала основного судебного заседания. Это может произойти, скорее всего, в апреле 2013 года.

Если же прокуратура усмотрит какие-то нарушения, которые были допущены в ходе следствия и обяжет Следственный комитет их устранить, тогда дело будет направлено на дополнительное расследование. Как в итоге будет, мы узнаем, наверно, к концу февраля – у Генеральной прокуратуры максимальный срок – месяц на принятие решения.

– Насколько я помню, вам запретили снимать копии с видеоматериалов уголовного дела. О каких записях идет речь?

– Там есть приложения к заключениям экспертиз, которые снимали на видео. Есть, например, такое понятие, как полиграф – так называемый детектор лжи. На видео зафиксировано, каким образом это исследование проводилось в отношении четырех фигурантов по нашему делу.

Есть несколько протоколов допросов, которые также записывались на видео, и есть существенные несоответствия между тем, что мы усмотрели на видеоверсии, и что было в протоколе, поэтому просили копии нам выдать, но нам их не дали.

Всего это порядка 15-17 видеокассет и дисков, но мы их не получили. Кстати, областной суд признал незаконным это решение. Но потом, правда, дело отправили на рассмотрение обратно в Волжский суд, а там нам вновь отказали. То есть, по сути, Волжский районный суд с подачи Следственного комитета проигнорировал решение областного суда.

По итогам ознакомления с материалами дела мною было заявлено достаточно объемное ходатайство – в нем порядка 35 листов. Очень коротенький ответ я получил на него от руководителя следственной группы Юрия Буртового. Мне указали, что все наши доводы несостоятельны, вина полностью доказана, и никаких нарушений, о которых я писал, следствием не установлено, поэтому ходатайство удовлетворению не подлежит.

– А за все время следствия хоть какие-то ваши ходатайства удовлетворили?

– Нет ни одного ходатайства, по которому органы следствия или с саратовские суды разделили бы нашу позицию. Единственное, было решение областного суда, о котором я уже говорил, и это решение подтвердило, что мы были на верном пути, ставя вопрос о снятии копий с видеоматериалов, но в конечном итоге это законное право так и не было реализовано.

– Вы выступали против выделения дела Юрия Нефедова в отдельное производство. Обоснуйте, пожалуйста.

– У нас нет преюдиции прямой – то есть, если Нефедова осудили за эти преступления, то это отнюдь не означает, что и всех остальных должны будут признать виновными. Нет, такого нет, потому что пока дело рассматривалось только в отношении самого Нефедова. Другие лица в приговоре по фамилиям обозначены не были.

Юрий Нефедов, на мой взгляд, получил ту меру наказания, на которую он рассчитывал. Мы считаем, что он оговаривает Лысенко. Мы догадываемся, почему он это делает и почему его показания в части, касающейся Лысенко, не соответствуют действительности. Я думаю, судя по тому, что перед Нефедовым были исполнены обязательства по мере наказания, то те же показания, которые он давал против нас на предварительном следствии, он, по всей видимости, продублирует в суде. Ему опасаться нечего. Ему назначили восемь лет лишения свободы, из них он два года уже «отсидел» и имеет право на условно-досрочное освобождение. Думаю, через два-три года он уже на свободу выйдет. За двенадцать тяжких и особо тяжких преступлений – это, конечно, смешная мера наказания.

Второй момент – по нашему делу он будет проходить не как обвиняемый, а как свидетель. Соответственно, он не будет обязан находиться в зале суда во время всего процесса. Он скажет то, что посчитает нужным, и его увезут. И если в процессе после дачи показаний другими обвиняемыми к нему будут возникать вопросы, мы, скорее всего, будем лишены возможности их задать.

– Показания Прохорова (заключенного, обвиняемого в избиении Нефедова. – прим. авт.) как-то повлияют на дело Лысенко?

– В данном процессе сейчас завершающая стадия судебных прений. Уже выступил государственный обвинитель. Он просил назначить наказание по шесть лет лишения свободы Прохорову и Черкасову, которые, по версии следствия, оказывали незаконное давление на Нефедова путем его истязания.

Я не участник этого процесса, у них другие адвокаты. Но я слышал, что Прохоров и Черкасов в суде заявили, что никаких противоправных действий в отношении Нефедова не совершали, с ним вообще в одной камере не находились, а все это всего лишь фантазии Нефедова для того, чтобы можно было оспорить протоколы следственных действий с его участием, в том числе явку с повинной, которую оформляли в 2008 году. Нужно было найти какой-то повод, под видом которого он мог бы сейчас поменять показания. В 2008 году он ничего не говорил о роли и участии Лысенко в убийстве Балашова, а вот в 2010 году такая информация от него появилась, на основании чего Михаил Алексеевич содержится под стражей в течение длительного времени. Насколько мне известно, по обстоятельствам этого дела, которое сейчас в Энгельсе рассматривается, возникают очень большие сомнения в достоверности показаний Нефедова, и не факт, что по этому делу в итоге будет вынесен обвинительный приговор. Сам приговор будет оглашен в конце февраля – начале марта 2013 года.

Непосредственно результаты этого процесса на дело в отношении Лысенко не повлияют, но если сложится такая ситуация, что суд не пойдет на поводу у Нефедова, тогда все следственные действия, которые происходили с ним в 2008 году, также будут иметь достоверную силу. Тогда в рамках нашего дела мы сможем их оглашать, на них ссылаться и, естественно, задавать Нефедову вопросы, почему в 2008 году у него была одна версия происходящего, а спустя два года стала довольно сильно от нее отличаться. Поэтому косвенно это может повлиять на исход нашего дела. Я вполне допускаю, что с учетом недостойных методов следствия, используемых в отношении Лысенко, незаконное воздействие на Прохорова и Черкасова, чтобы они себя оговорили в ходе следствия, имело место.

– Давайте поговорим про Михаила Алексеевича. Часто вы его навещаете?

– Ну, я не один у него в качестве адвоката. Есть еще Михаил Юрьевич Мамедов, Ольга Павловна Скитева. Мы втроем занимаемся этим делом. По мере возможности мы стараемся его навещать. Когда он здесь, в Саратове, находился и знакомился с материалами дела, у нас чаще была возможность для общения с ним. Это все-таки изолятор временного содержания, там можно и в вечернее время навещать узников. Сейчас Михаил Алексеевич возвращен в Вольский следственный изолятор, где он будет находиться как минимум до суда. Ну, один-два раза в неделю кто-то из адвокатов его там навещает.

– Как у него со здоровьем сейчас? Я читала ваше интервью годичной давности, вы говорили, что у Лысенко проблемы с ногами, желудком...

– Проблемы с ногами действительно были, и они остаются. Зрение падает у него. В процессе ознакомления с материалами дела три пары очков поменял. Освещение плохое, а режим такой, что с утра до вечера надо читать. Ноги... У него было очень серьезное повреждение ног в 1999 году. Насколько я помню, он лечился около года, в том числе в немецких клиниках. И эта травма теперь периодически сказывается на его нынешнем состоянии, потому что там все-таки малоподвижный образ жизни, и за счет этого ноги частенько побаливают.

В моральном плане Михаил Алексеевич держится, он, безусловно, не сломлен. Не любит жаловаться на состояние здоровья, считает это унизительным. Последствий каких-то благоприятных для него, которые могли бы быть, в виде изменении меры пресечения, он для себя не видит. Он высказывал мысль, что, мол, даже если его в кресле-каталке, как Хосни Мубарака, привезут в суд, все равно никто из-под стражи не отпустит. Смысл плакать и жаловаться на здоровье, если никому, кроме адвокатов, родственников и друзей, это неинтересно.

– Есть ли какие-то претензии к руководству изолятора?

– Нет. Насколько я знаю, конфликтных ситуаций не было ни в Вольском изоляторе, ни здесь. Те права, которые ему гарантированы, они соблюдаются.

Есть, конечно, определенные ограничения, которые прописаны в Законе о содержании под стражей, например, в отношении чтения литературы, периодической печати. С этим сложновато, прямо скажем. По закону, если мы привезем ему газеты, он может почитать их в нашем присутствии, но потом мы обязаны забрать их. Пока он находится там без общения с адвокатами, мы не вправе передавать ему ничего. Ограничений нет только в отношении выписок из материалов уголовного дела.

Есть, конечно, специальная процедура. У них там есть библиотека, в которую может поступить что-то, что предназначается именно ему, но руководство изолятора само определяет, кому из лиц, которые там содержатся, что-то можно дать почитать. Могут передать ему, а могут передать совершенно в другую камеру.

За время нахождения под стражей никаких претензий никому Михаил Алексеевич не предъявлял, жалоб ни на кого не писал. Нам тоже не рекомендовал. Единственное, сам факт нахождения его в Вольском изоляторе нам не очень понятен, потому что изначально было постановление о заключении его под стражу, в котором фигурировало СИЗО №1 города Саратова. Но до этого изолятора он так и не доехал – находился в изоляторе временного содержания – и дней через пять по постановлению одного из следователей, в котором указывалось, что «не желательны контакты Лысенко с другими лицами, которые содержатся под стражей, в том числе и в Саратовском СИЗО», было решено перевезти его в город Вольск. И это создает определенные проблемы в общении адвокатов с Лысенко. Сами следователи от этого никаких проблем не испытают, они к нему не ездят, они просто каждый раз этапируют его из Вольска в Саратов для проведения следственных действий. Когда же нам необходимо с ним пообщаться, мы вынуждены ехать в Вольск, а это 200 километров – целый день теряем. Кроме того, там всего два следственных кабинета, в которых адвокатам можно общаться со своими подзащитными. Иногда бывает, что оба кабинета заняты, и тогда приходится долго ждать у входа на улице, либо уезжать ни с чем. Но Михаил Алексеевич говорит, что в бытовом плане он там уже попривык, поэтому не советовал нам обжаловать его нахождение в Вольске. С учетом того, что все наши ходатайства отклоняются, нам бы это и не удалось сделать, скорее всего. Под каким-нибудь предлогом отклонили бы и оставили там, где он есть сейчас.

Но когда суд начнется, его вряд ли будут возить каждый день из Вольска в Саратов. Это было бы проблематично для всех и для суда в том числе. Поэтому, думаю, будет какое-то судебное постановление, согласно которому его переведут либо в Саратов, либо в Энгельс. Скорее всего, это может произойти в марте.

– Как Михаил Алексеевич оценивает деятельность нового главы Энгельсского района Дмитрия Лобанова?

– Он не комментирует деятельность нынешнего главы. Во-первых, у него нет полной информации о том, что в Энгельсе происходит – только с наших слов. У него ведь нет доступа в интернет, к свежей прессе. Я знаю мнение жителей Энгельса. Никто из них не в восторге от нового главы, мягко говоря. И все очень добрыми, теплыми словами вспоминают Михаила Алексеевича, и что город при нем процветал. Сейчас же все реже и реже мы слышим об Энгельсе какую-то положительную информацию.

– С Михаилом Алексеевичем сейчас только вы, адвокаты, можете видеться или родственники тоже?

– Родственники могут с ним видеться, но с разрешения следователя. Нам, для того чтобы его навещать, уже ничьего разрешения не нужно. Так вот, за весь этот период ни одного письменного разрешения от следователя на свидания, когда мама еще была жива – с матерью, а в дальнейшем с женой, сыном, не было получено. Мотивации при этом никакой нет. Если следствие считает нецелесообразным по какой-то причине давать разрешение на встречи с родственниками, они не обязаны даже мотивировать свое решение – просто отказывают без объяснения причин. Это обычная тактика «выкручивания рук». Если обвиняемый не дает признательных показаний, не хочет со следствием сотрудничать, никаких свиданий не будет. Обратных примеров тоже достаточно. Так, у того же Нефедова были десятки свиданий и с сестрой, и с женой, и с детьми.

– С матерью Лысенко чем все в итоге закончилось? Я помню, что отказали в возбуждении уголовного дела. Удалось ознакомиться с материалами?

– С материалами ознакомиться не удалось. Выдали только копию постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. А материалы постоянно курсировали между Следственным комитетом и прокуратурой. Адвокат в общей сложности пять или шесть раз приезжал, и каждый раз оказывалось, что в данный момент материалов нет.

В принципе, из текста постановления об отказе в возбуждении дела можно сделать какие-то выводы, почему было принято такое решение. Сообщается, что имелось несколько предсмертных записок. Их никто не видел, но ссылка на них есть в постановлении. И, насколько я помню, проводилась посмертная судебно-медицинская экспертиза, которая установила факт суицида, то есть что она сама повесилась по каким-то не очень понятным причинам, без повода и мотива. Но в экспертном заключении были взаимоисключающие выводы, что позволяло усомниться в его обоснованности. Если бы защита располагала конкретными материалами, на основании которых принималось решение не возбуждать дело, то, возможно, появился бы повод для обжалования данного постановления. Так как их, по сути, засекретили, решение об отказе в возбуждении дела по состоянию на сегодняшний день сохраняет свою законную силу.

– Хотелось бы узнать ваше мнение по поводу еще одного громкого дела, которое сейчас идет – дела Владислава Малышева.

– Это мой бывший клиент. Я его защищал в 2007-2008 годах, как раз по тому уголовному делу, которое сейчас возобновили – там хищение 11 с лишним миллионов рублей. Я владею ситуацией по этому делу, я им достаточно активно занимался, но в настоящий момент слишком сильно погружен в уголовное дело Лысенко.

Сейчас интересы Малышева защищает адвокат Андрей Володин. Периодически мы, конечно, с Володиным общаемся, поэтому я знаю, что в настоящее время его подзащитному избрана мера пресечения в виде домашнего ареста. Следственные органы даже вышли в суд с ходатайством о заключении его под стражу, но суд лишь частично удовлетворил их требования. Следствию не понравилось, что Малышев переехал из одной квартиры, где он по договору аренды проживал, в другую, которую он приобрел, и при этом, якобы, не поставил своевременно следователя в известность. Следствие сочло это нарушением подписки о невыезде, хотя, по сути, подписка не позволяет без ведома следователя выезжать за пределы региона. А вот ситуация, которая связана со сменой места жительства, четко в законе не прописана. Тем не менее, этот повод был использован, чтобы заключить Владислава под домашний арест.

Недавно появилось еще одно судебное решение – об ограничении Малышева по срокам в ознакомлении с материалами уголовного дела, как и у нас было по делу Лысенко.

Я знаю, что это дело в отношении Малышева трижды прекращалось за отсутствием в его действиях состава преступления, но весной 2012 года было принято решение об отмене всех этих постановлений и возобновлении предварительного следствия. Сам Малышев, насколько мне известно, связывает историю с возобновлением спустя четыре года этого уголовного дела с определенными сложными взаимоотношениями между ним и руководством нашего областного ГУВД, которое некачественно расследовало покушение на самого Малышева. При этом арестовали человека, который не имел к этому никакого отношения. После того, как была доказана его невиновность, следствие с мертвой точки так никуда и не сдвинулось, никто никого не ищет и искать не пытается. Когда Малышев по этому поводу стал заявлять свои претензии, руководители УВД области решили, видимо, вспомнить про его старое дело, и возобновили его.

– Вернемся к Лысенко. Каковы перспективы предстоящего судебного процесса?

– Если удастся добиться, чтобы коллегия присяжных действительно состояла из людей незаинтересованных, потому что у нас, к сожалению, часто по-другому бывает на практике, я полагаю, что есть неплохие шансы отстоять невиновность Лысенко. Этот прогноз я связываю с тем, что ни одного бесспорного доказательства его вины в материалах дела я лично не усмотрел. А показания двух-трех фигурантов, которые имеют определенную мотивацию для того, чтобы Лысенко оговаривать, не звучат слишком убедительно. Насколько присяжные поверят версии следственных органов – сказать сложно. Будем тщательно готовиться к процессу. Я убежден, что наше дело правое, и это придает дополнительные силы и нам, защитникам Лысенко, и самому Михаилу Алексеевичу. Пожелайте нам удачи.