Как я обменял Хайнлайна на Незнанского

Оценить
Попытка мемуара

Вчера умер Фридрих Незнанский – человек, с чьим именем связан один из крупнейших издательских проектов в постсоветской России. При этом я вовсе не хочу сказать, что он был автором всех тех сотен книг, на которых значится его фамилия. Я даже не исключаю, что он самостоятельно (то есть без соавторов) не написал ни одной из них. Но это, собственно, не имеет большого значения: все равно именно он стоял у истоков книжной серии «Марш Турецкого» и последующих экранизаций, нравятся они нам или нет...

Впервые я услышал фамилию «Незнанский» – в компании с фамилией «Тополь» – еще во времена СССР. Политические детективы названных писателей-эмигрантов в те времена еще не выпускались в нашей стране, несмотря на гласность, так что у нас ходили по рукам, в основном, бледные ксерокопии франкфуртских «посевовских» или нью-йоркских изданий. Для 1990 года это был дефицит типа копченой колбасы, и обменный курс был высок: в Свердловске, куда я приехал на фестиваль фантастики, за четыре вручную переплетенных тома писателей-эмигрантов мне пришлось отдать дюжину саратовских Робертов Хайнлайнов. С ними я расстался легко. Ведь у меня с собой их было несколько десятков – аккуратных книжек с кошачьей мордой на темно-синей обложке...

Вы спросите, откуда взялись эти книжки? Отмотаем киноленту повествования чуть-чуть назад. Само выражение «саратовский Хайнлайн», разумеется, режет слух и сегодня, но куда деваться? Не в Москве, не в Питере, а именно в нашем городе и при советской власти состоялось Первое Официальное Отдельное Книжное Издание американского фантаста, которого даже в США называли «ястребом», а уж в СССР Роберта Энсона Хайнлайна считали жутким милитаристом и, мягко говоря, не самым большим другом страны победившего социализма. В мире SF он был крупной фигурой, и скрыть факт его существования было невозможно, поэтому у нас его переводили, но чуть-чуть, символически – за все годы вышло считанное число рассказов и повестей в тонких журналах и коллективных сборниках.

Мой приятель Лева Абрамов, врач по профессии и переводчик по призванию, давно положил глаз на хайнлайновский роман 1957 года «Дверь в лето» – произведение доброе, даже трогательное (что Роберту Энсону, в общем, не свойственно) и к тому же одно из лучших на тему путешествий во времени. Раз наши киоски понемногу наполняются самодеятельной кооперативной хренью типа «Похождения космической проститутки», отчего бы не выпустить нечто стоящее?

Хотя сам мэтр полтора года как покинул Землю и не мог дать Леве разрешения, его и не требовалось: Советский Союз присоединился к Женевской конвенции об авторском праве только в 1973 году. Все, произведенное на языке оригинала до этой даты, у нас считалось практически бесхозным. Советский Главлит, верный идеологический страж, охранял не чужую интеллектуальную собственность, а наши умы от нее; едва этот Голем обратился в пустотелое глиняное чучелко, его стало можно аккуратно отодвинуть в сторону. Путь к сокровищнице Али-Бабы был открыт. По новым кооперативным законам авторы могут издавать книги за свой счет? Отлично! Мой друг Лева издаст за свой счет фантастический роман Роберта Э. Хайнлайна. Будучи автором. Перевода. Все законно, гражданин начальник.

Забегая вперед, скажу, что работа Левы ныне признана образцовой: при наличии множества иных русских версий «Двери в лето» в теперешние собрания сочинений фантаста включается именно тот перевод, который сделал Абрамов в конце 80-х годов в Саратове.

Но вернемся к прежней теме – изданию книги.

Перевести текст американца было, конечно, лишь половиной дела, притом не самой сложной. Кооперативные заказы в нашем городе выполняло в ту пору единственное издательство – Приволжское. Там сидели люди тертые и пуганые. Верхом свободомыслия считался выпуск тома народных сказок «Волшебный сундучок». Одна мысль об издании заокеанского «ястреба» могла привести на цугундер – в отдел пропаганды обкома КПСС. Правда, в описываемые времена номенклатура не так уж зорко надзирала за литературой: свои бы кресла под собой удержать. Так что для приволжцев возможность легально подзаработать (Лева как заказчик платил за издание из собственного кармана) перевешивала идеологические страхи.

В этой авантюре я был не столько главным участником, сколько соучастником: ободрял Леву словесно, помогал ему наводить мосты, договаривался с художником, высказал пару малоценных редакторских замечаний по тексту перевода – и в награду был удостоен права стать автором Самого Первого Послесловия к самой первой книге Хайнлайна в краю родных осин.

До сих пор российские хайнлайнофилы смотрят на меня, как на колорадского жука-вредителя: их Роберту Энсону я уделил пару абзацев, зато предшественникам и последователями писателя повезло намного больше. Кроме того, я попросил у художника Евгения Савельева нарисовать картинку-заставку к моему послесловию и изобразить на ней... меня. Не из тщеславия, а из вредности – очень хотелось подразнить публику! Нормальный человек, который открывает книгу и читает ее с начала и до конца, подумает, будто юноша в очечках с гусиным пером в руке – молодой Р.Э. Хайнлайн. И лишь потом, увидев на задней стороне обложки полупрофиль американского автора, читатель сообразит: тип с пером – может, и Р.Э., но точно не Хайнлайн.

Благодаря моему участию в издании «Двери в лето» я мог взять в счет гонорара за послесловие много экземпляров и – как я уже рассказывал – этот обменный фонд притянул в мою библиотеку редких Тополя-Незнанского.

На краткий срок я сделался чуть ли не единственным в СССР специалистом по творчеству данных писателей и сочинил вполне благожелательную статью об этом литературном тандеме (уже распавшемся, но пока не вступившем в судебную войну). Статья вышла в столичной «Независимой газете» еще при советской власти, 3 августа 1991 года. Через две недели с лишним грянет августовский путч, прежняя власть накроется медным тазом, но я уже успел вписать Незнанского с Тополем заодно в историю советского – или антисоветского, неважно, – детектива.

Ну а что произошло потом, вы знаете и без меня.