Реалити-шоу «Кавказский пленник»

«Привет, я журналист. На днях написал про тебя статью. Пойдем, поболтаем?» — на железнодорожном вокзале я протягиваю руку худенькому пареньку в надвинутой на глаза черной шапке с надписью «Sochi 2014». «Пойдем», — без каких-либо вопросов соглашается он.

Он только что вернулся из Дагестана, где его более семи лет держали в рабстве. А он соглашается ехать со мной в редакцию сразу, даже не спросив редакционного удостоверения. Я вспоминаю, что неделю назад в поселке Молодежный Перелюбского района односельчане Александра Варламова называли его слишком доверчивым и наивным, легко попадающим под чужое влияние.

Точка отсчета — саратовский вокзал

Тихий, с резко очерченными скулами, выпирающим подбородком и усталыми глазами, он немного похож на гастарбайтера. Впечатление дополняет легкий акцент, как у коренного жителя Средней Азии. 

В троллейбусе, пока мы едем в редакцию, он охотно повествует о том, как оказался в рабстве.

В Дагестан Варламов попал сразу по возвращении из тюрьмы, где провел год за кражу ячменя. Сумма ущерба, как я понимаю, примерно тысяча-полторы рублей. В нашей стране не сажают за кражу миллиардов, в нашей стране наказывают за «мешок комбикорма».

«Взял всю вину на себя, адвокат попросил сделать это, потому что у моего подельника уже был условный срок, — вспоминает Варламов. — Правда, потом его все равно посадили, но уже по другому поводу — за кражу леса. После освобождения я поехал на вокзал, хотел купить билет до дома, но мне не хватило 50 рублей. Ко мне подошел человек лет сорока пяти и предложил работу на кирпичном заводе в Дагестане. Я согласился. Чтобы на папиной и маминой шее не сидеть. Человек договорился с проводником. Нас — меня и еще одного татарина, тоже с вокзала, — взяли в поезд. Когда приехали на кирпичный завод, нам сказали: идите в бараки, знакомьтесь с остальными».

Приходит мысль, что саратовский вокзал — это место своеобразного кастинга для участия в реалити-шоу «Кавказский пленник».

— Много русских на заводе? — спрашиваю.

— Где-то человек пятьдесят.

— А саратовских?

— Человек тридцать точно.

— Ты не спрашивал их, как они туда попали?

— Нашли их так же, как меня, на саратовском вокзале. Подбирали пьяных или опаивали. Потом, когда люди трезвеют, уже поздно — они оказываются на заводе, все документы у них отбирают и сжигают. Я им сказал, что свои документы в поезде оставил, на столе под клеенкой. Они говорят: «Еще лучше».

Это был исключительный случай для человека, попавшего на работы в Дагестан, — остаться с паспортом. Правда, владел им Варламов недолго.

«Рабы готовы за стакан водки продать родную маму»

В редакции он почти без остановки пьет то кофе, то чай. И категорически отказывается от еды. Говорит, желудок болит и вообще, привык ничего не есть. Потом все-таки соглашается на картофельное пюре.

Более двух часов рассказывает, как в Дагестане существуют рабочие (они же рабы) — те, которые не получают ни копейки и живут там же, на заводах, годами.

Подъем на том самом первом кирпичном заводе, куда Варламов попал, в шесть утра. «Чай с хлебом попили, — говорит он, — и на работу». В девять завтрак — картошка, капустный лист и вода. В обед — перловка. На мой вопрос, было ли что-то мясное, Саша даже удивляется.

На заводе — не только «кнуты», случаются и «пряники». «По воскресеньям у них — «наливайка», — объясняет Варламов, — дают чекушку водки на человека. Раньше давали пузырь, но этого оказалось много, один раз до такой степени набухались, что на работу никто не вышел в понедельник. После этого решили урезать до чекушки». По его словам, среди рабов есть и те, кому нравится такая жизнь: «Наливают сто грамм — и всё. Чего им еще надо? За стакан водки родную маму готовы продать».

Через пять дней, поняв, что в таких условиях долго не проживешь, пленник вместе с приятелем-татарином, с которым его и привезли в Дагестан, решили сбежать. «Дождались, пока начальство уснет, и пошли по железной дороге. Один человек (Гера его зовут, он уже девять лет там работает) нас проводил, показал, куда идти, а сам назад вернулся», — рассказал Александр. «А он сам почему не убежал?» — спрашиваю. — «Куда ему бежать? Он старый был, лет 55 ему. Да и некуда. У него уже нет ни дома, ни семьи».

Через некоторое время беглецы вышли к какой-то ферме, решили спросить у хозяина, как добраться до Саратова. «Тот пообещал отправить домой, если мы на него поработаем. Нам надо было выгонять стадо коров и следить, чтобы оно на соседнее поле не заходило. Так прошло два месяца. Потом приехал двоюродный брат хозяина и уговорил работать на фасовке цемента. Пообещал платить за это деньги — полтора рубля за мешок». Варламов фасовал цемент около двух лет, но денег так и не увидел.

Рабов меняют на баранов

На вопрос, почему не сбежал домой, Александр объясняет, что новый хозяин отобрал у него паспорт. Наличие паспорта в Дагестане — как выясняется, главное отличие человека от раба: «Без паспорта оттуда уйти невозможно. У них все схвачено. Везде посты — полиция либо тут же возвращает тебя на место, либо перепродает другому хозяину».

Местный участковый как-то позвал Варламова к себе домой — якобы подписать какую-то официальную бумагу. Дома предложил выпить стакан водки. «Я выпил и сразу же отрубился — наверное, в водку было что-то подмешано, — вспоминает Варламов. — Очнулся в Акушинском районе, в горах. Меня поставили пасти бычков, снова обещали отправить домой, как только последнего бычка зарежут».

Зарезали. Домой, естественно, не отправили. Варламов снова решил сбежать. Бежали вдвоем с таким же русским пленником. Несколько дней, а точнее, ночей, шли, а в дневное время прятались в какой-нибудь низине и спали. Однажды нашли тысячу рублей и добрались до Махачкалы. Зашли в кафе, выпили по бутылке пива, на выходе их задержали полицейские. «Коллегу» отпустили, говорит Варламов, а его самого отправили в Нагайский район, поменяв на барана.

И снова — очередная ферма, где Варламов пас баранов. Оттуда он бежал вместе с вольнонаемной женщиной: «Мы с ней вместе жили, с Наташей, ей 52 года, мне тридцати нет, — говорит он. — Она наполовину русская, наполовину дагестанка».

Далеко не убежали. Хозяин написал заявление в полицию: мол, сбежавшие украли 60 голов скота. Варламова вернули хозяину, Наташу посадили на 15 суток: «Я просил хозяина, чтобы ее отпустили, а меня оставили у него». Женщина вернулась домой, Варламов остался пасти баранов. Несколько раз звонил Наташе, общались. По всей видимости, это именно она написала письмо в поселок Молодежный Перелюбского района Саратовской области, в котором рассказала, что Александр находится в рабстве, и просила ему помочь. «А однажды, — вспоминает Варламов, — я ей позвонил, ее дочь взяла трубку, просила «больше сюда не звонить»…

Он сменил еще несколько «хозяев». Вспоминает, например, депутата по кличке «Закон», который раздавал полицейским подзатыльники. Районы в Дагестане, говорит, поделены, в каждом полиция подчинена какому-нибудь местному начальнику.

После двух лет скитаний по горам Варламов решил позвонить Залимхану — хозяину цементно-фасовочного завода. Тому самому, что отобрал у него паспорт. Просил его освободить. Залимхан велел ждать. Сказал, что ему нужно номера на машине сменить, чтобы Варламова вывезти.

Варламов ждал. Сумел позвонить домой. Отчим сказал: «Держись, сынок, мы тебя вытащим». Мать написала несколько заявлений в полицию. Как выяснилось, полицию они не впечатлили.

Шило на мыло

А вот Залимхан приехал. На машине, по всей видимости, с фальшивыми номерами. Забрал Варламова с собой. Только легче тому от этого не стало. Попал в шиномонтажную мастерскую, где работать приходилось даже больше, чем раньше, и на тех же условиях. Без выходных. В любую погоду. Зимой, чтобы не замерзнуть в резиновых сапогах, пленник был вынужден обматывать ноги газетами и целлофаном. Руки так не обмотаешь — видимо, поэтому сейчас они у Александра слегка синеватые. Он говорит, что после сильного обморожения они ничего не чувствуют.

Иногда звонил в родной поселок. Соседи рассказали, что мать его умерла. «Я хозяину говорил, что у меня матушка упокоилась, просил отпустить на могилу сходить, — вспоминает он. — Тот или отмахивался, или грозил: «Если рыпнешься — вывезу в море и утоплю!». Александр признался, что от безысходности не раз плакал по ночам: «Надежды выбраться оттуда никакой не было».

Вырваться из этого капкана удалось только благодаря чуду — Варламов случайно познакомился с местным жителем, который оказался одной из местных «шишек», и тот предложил ему помощь. «Говорил, всю полицию местную держит. У него жена русская. Мол, поэтому он меня, русского, и пожалел», — объясняет Саша. В это верится с трудом, но вот он, сидит напротив меня в редакции, действительно вернувшийся на родину.

Когда Залимхана арестовали, рассказывает, к нему пришел зять, Ислам. «Что же, говорит, ты мне не пожаловался на Залимхана? Я же следователь. Он без меня ни одного шага не ступит. Я бы тебя отправил домой». Ислам попросил Варламова сделать «последний мужской жест» — написать, что тот не имеет претензий к своему «хозяину». Говорил, у Залимхана мать престарелая, после сердечного приступа, и теперь плачет все время. «Люди же не могут врать о таком?» — наивно спрашивал меня Саша. Пожалел мать, подписал бумажку, что претензий финансовых к Залимхану не имеет. Но при этом, уверяет, от показаний о том, что его удерживали на работах, не отказывался и заявления не забирал. «Мне его не жалко, хозяина, — говорит, — мне мать его жалко».

Бывший хозяин от проявленного пленником благородства расщедрился и выделил Варламову на дорогу десять тысяч рублей. За все шесть лет, что тот на него работал.

«А ты мог бы туда поехать еще раз? — спрашиваю. — Ну, может быть, какие-то следственные мероприятия…» — «Нет, больше не хочу, — энергично мотает головой. — Даже ради следствия. Махачкала — город сам по себе хороший. Жить там можно, но не с такими людьми. Лишнее это. Хотя там есть люди и хорошие».

Он до сих пор ведет себя так, будто где-то рядом находится хозяин. Каждый раз, перед тем как выйти в туалет или покурить, спрашивает разрешения. 

Возвращение блудного сына

На следующий день мы на редакционной машине повезли «пленника» домой. Тот всю дорогу смотрел в окно и улыбался. Приятное это, наверное, ощущение — после долгих лет отсутствия вернуться домой. В родном селе каждая выбоина на дороге кажется знакомой.

Глава Молодежного поселка Сергей Мирнов некоторое время был занят. К нему приехали представители ГУ МВД по Саратовской области проверять факты нашей предыдущей публикации. Осматриваемся по сторонам — над входом в кабинет висят часы с изображением президента РФ Владимира Путина и надписью «Путин — наш президент!». Мирнов потом рассказал, что они висели еще за 8 лет до него: «Я сказал, не снимайте, все равно еще пригодятся. Так и получилось». 

Когда мы зашли в администрацию, тут же появились жители поселка. Сразу принялись приглашать Варламова в гости. Первым парня встретил его сосед — Виктор Ерохин, с внуками которого Варламов воспитывался. «Мы когда твое письмо получили, я подумал, наверное, не ты писал — что-то ошибок маловато. А вот разговор твой я сразу узнал», — принялся юморить Ерохин. «Он как внучок наш. Постарел как за это время, исхудал, — по-матерински причитала его супруга Людмила Сергеевна. — А куда же его теперь?» — «Мы еще посмотрим, что он из себя представляет. Чтобы он себя нормально вел, — пытался быть строгим Мирнов. — До весны он у нас в общежитии поживет, а дальше, может, и дом дадим».

Когда Александр, наконец, встретился с отчимом, тот снова прослезился. «Вот тебя занесло… Мать ругалась, говорит, зачем уехал, ведь и тут работа есть. Она тебя так и не дождалась… Надо к ней на могилку сходить, покрасить крест, порядок навести. Письмо не ты писал ведь? Не твой почерк, красиво написано. Тебя там не били?» — засыпал он вопросами пасынка. «А вам ничего не присылали? Должны были деньги переслать… Обещали… Как же так?» — удивился Александр.

«Ну что, поедем его тетке показывать?» — спросил я после часовых посиделок у отчима. «Да нет, наверное, не надо, — замялся Мирнов. — Она там была, в администрации, когда Сашка приехал». Начинаю вспоминать. И правда, в то время как мы ждали в приемной, пока освободится глава, в кабинет зашла немолодая женщина, подозрительно посмотрела на Сашу, словно нехотя поздоровалась со всеми, прошла мимо и присела на стул. «И это его родная тетка?! Как же она даже не обняла?» — растерялся я. «А зачем он ей нужен? И она ему. Да, Саш? Да они и не общались никогда», — ответил Сергей Анатольевич.

Напоследок с Варламовым встретился глава местного хозяйства СПК «Клевенское» Петр Маказюб. Он сразу четко и ясно обрисовал картину будущего: «У тебя есть только два пути — начать работать, встать на ноги и завести семью или залезть в стакан — и на кладбище. У нас сейчас модно стало спиваться. Мы за этот год только троих или четверых молодых ребят схоронили. Ты помнишь Сашку Никифорова? Он моложе тебя был. Уже отнесли. Красивый молодой человек был, а как на стакан наступил, за два года сгорел. Сашка Соловьев — в 29 лет отнесли. Вскрыли, как умер, — печень разложилась. Старший Никифоров, Юрик Утюгов… И все из-за этого змия. Если ты намерен жить, поле для жизни есть. Хочешь работать, я тебя на работу возьму. Будешь работать — потихоньку обрастешь и квартирой, и семьей, если не будешь — разменяешь жизнь на зеленого змия». Саша обещал работать. Хотя бы потому, что за все эти дагестанские годы привык. И по-другому не умеет.

Едем домой, мечтаем о том, чтобы жизнь у Саши сложилась. В том варианте, где работа, семья, квартира… А Залимхану тем временем, наверное, уже нового «варламова» привезли…