Люди в Екатеринбурге считают Ройзмана хозяином, а власть – боится
Поезд Астрахань-Нижневартовск приходит в Екатеринбург утром, около десяти. После завтрака на Площади 1905 года в здании красного кирпича на улице Белинского я должен был встретиться с Евгением Ройзманом, руководителем фонда «Город без наркотиков». Он не очень жалует журналистов, и когда я жду его в приемной час, два, становится понятно – здесь можно смотреть, можно общаться с работниками, можно посетить великолепный музей Невьянской иконы, но это все. Журналисты из Перми и местных изданий так и поступили. Я дожидаюсь, когда из открытого нараспашку кабинета Ройзмана выйдет районный чиновник, который приехал сказать несколько слов поддержки лично, а не по телефону, и захожу без приглашения.
Герой
«Евгений Вадимович, я ехал тридцать с лишним часов не для того, чтобы ждать в приемной, так что теперь двое суток я буду с вами рядом, здесь, буду смотреть, как и что вы делаете, и записывать», – говорю я и сажусь рядом. С нетбуком. Ройзман немного помолчал: «Ну, хорошо». И за все время меня ни разу не попросили чего-то не писать, о чем-то промолчать. Информация стала для фонда залогом выживания. В один день с ИА «Свободные новости. FreeNews-Volga» открылся Znak.com Аксаны Пановой, бывшего главреда информационного агентства
Ura.ru, которое разгромили за поддержку фонда и откровенность.
Начиная с 1999 года на территории Свердловской области идет война. С 2011-го, когда фонд запустил проект «Страна без наркотиков», военные действия ведутся уже по всей России. Эта война спасла тысячи жизней в самом Екатеринбурге и трудно представимое множество по стране. Она же искалечила жизни, например, Егора Бычкова, который в октябре 2010 года был приговорен к трем с половиной годам тюрьмы за то, что его реабилитационный центр в Нижнем Тагиле принимал на лечение наркоманов, которых осатаневшие от безысходности родители привозили порой в багажнике и связанных.
Искалечила судьбу вице-президента фонда «Город без наркотиков» Евгения Маленкина, объявленного в ноябре этого года в федеральный розыск. Примерно за то же самое. Речь идет о войне с наркоманией и наркопреступностью, которую самонадеянно объявили несколько уральских мужчин, прекрасно представляя, чем это им грозит.
Идея посетить Екатеринбург и его главную на данный момент достопримечательность – фонд «Город без наркотиков» – возникла давно. Еще до того, как по всей стране люди стали собирать подписи в защиту фонда и его руководителя – Евгения Ройзмана. В Саратове этим занималось реготделение «Гражданской платформы» и все, кто пожелал. Казаки, Саратовское объединение избирателей, журналисты…
В самом Екатеринбурге все понятно: Евгений Ройзман здесь – герой, давно переросший региональный уровень. Подписи в его защиту передал его любимый исторический факультет Уральского госуниверситета. Вообще с научным сообществом у Ройзмана самые тесные связи. Он признанный специалист по старообрядческой иконописи, пишет научные статьи, готовится защищать диссертацию. То есть человеку на самом деле есть чем заняться помимо того, чтобы стать головной болью огромному количеству людей – от заместителя генерального прокурора по Уральскому федеральному округу до каждого наркоторговца в городе.
«Я умею побеждать…»
Мы обедали в небольшом кафе за углом, недалеко от фонда на Белинского. Он подозвал официантку и посоветовал протирать столы досуха.
«Это хорошее кафе, правда, – говорил мне Ройзман, – И близко совсем. Поэтому мне легче их приучить делать все правильно. Советовать понемногу».
Это его город, и он в нем хозяин. Это чувствовалось, да он и не скрывал. Когда из состава Свердловского заксобрания вышел, громко хлопнув дверью, депутат от ЛДПР Максим Ряпасов, кажется, все СМИ области звонили именно Ройзману. «Это настоящий мужской поступок, ему эта Дума плечи жмет, он выше и честнее того, что там происходит», – отвечал он.
В эти же дни, что я был в Екатеринбурге, появилась информация об убийстве молодого парня Станислава Новикова в Челябинской области. Его арестовали безо всяких оснований, дали три дня «административки», к концу которых он скончался в больнице, видимо, от побоев.
«Мы сейчас должны очень важное дело сделать, пойдем. Нужно позвонить отцу парня, фонд будет заниматься этим делом», – сказал Ройзман, и через час я вез заявление на имя замгенпрокурора по УрФО Юрия Пономарева в его приемную. Ройзман просит Пономарева проконтролировать ведение дела, найти и наказать виновных в смерти молодого, крепкого, трезвого парня. К слову сказать, замгенпрокурора – это тот человек, которого открыто называют одним из инициаторов давления на фонд.
– Это же не наркомания, – сказал я Ройзману, – или вам теперь до всего есть дело?
– Понимаешь, если я сейчас не буду бороться за все и против всех, кто ворует, убивает, уничтожает, меня сомнут. Это необходимо, потому что у меня есть для этого силы и я умею побеждать таких. – Все это без пафоса и рисовки. На самом деле он устал и задерган. Он признается мне в этом вечером первого дня. Говорит, что думает, что его попытаются все же посадить, а он так устал.
– Прямо во время суда? – спрашиваю я, вспоминая, что 12 декабря у фонда суд, в результате которого он, возможно, потеряет здание на Белинского, куда люди приходят за помощью уже больше десяти лет.
– Нет. Вряд ли. Но, скорее всего, в декабре, – задумался Ройзман.
Он радуется, как ребенок, открытому письму Михаила Веллера, подписям Гоши Куценко, который приехал в Екатеринбург засвидетельствовать свою поддержку, Андрея Макаревича, поддержке Михаила Прохорова – персональной и партийной. Улыбается и говорит об этом на камеру. И багровеет, злится, адски ругается матом, когда понимает, что ему не хватает информации об убийстве Новикова, чтобы написать действительно «пробивное» обращение.
Осадное положение
С 2003 года фонд подвергается очень жесткому прессингу со стороны властей.
– В чем причина? – спросил я его, как, наверное, сотни до меня. – Ну, то есть я понимаю, что кто-то стоит за каждым наркоторговцем, кто-то стоит за таможенниками, которые все это пропускают на границе, но все же…
– Не совсем так. Понимаешь, мы, когда начинали в 1999 году, нас все поддержали. Епархия. Видел у меня на стене несколько благодарностей от епископа? Губернатор. Нельзя представить, чтобы Эдуард Россель вел себя, как нынешний Куйвашев. Власть измельчала и не может ничего сделать, не может на себя ответственность взять, – объясняет Ройзман.
Это, наверное, основная причина того, что в фонде, как и в редакции Znak.com Аксаны Пановой, обстановка похожа на фронтовую. Здесь говорят штабными терминами, здесь осадное положение. Это чувствуется, и так и есть на самом деле. Войну фонду, по сути, объявили москвичи, команда нового губернатора. Уральская элита не приняла назначенца, и, очевидно, екатеринбургским бизнесменам легче перевести активы в соседний Челябинск и платить налоги там, нежели играть по изменившимся и не очень-то честным правилам игры Куйвашева и начальника главного управления МВД по области генерала Михаила Бородина.
Фонд однозначно поддерживают обыкновенные оперативники и участковые, которые совместно с операми Ройзмана ежедневно проводят десятки операций по поимке наркоторговцев и разгону притонов, где варится вонючий «крокодил» и заживо гниют люди.
Люди они, кстати, именно для «фондовцев». Парадокс: Ройзман, кажется, единственный, кто относится к наркоманам по-человечески, пытается их спасти, а не уничтожить, а его обвиняют ровно в обратном.
«Это мой город»
«Мне, конечно, приходилось драться с «торчками». Когда вместе с операми заходишь в притон, тамошние могут и с ножом кинуться. Совсем обезображенные, гниющие, воняющие. Менты мне иногда говорят: да хрен с ними, Рафик, дай ты ему, чо он на тебя залупается. А я так не могу. Это же люди. Мы к ним так относимся», – это мне Рафик Аганесян (имя и фамилия изменены – Авт.), фондовский оперативник, рассказывал, когда мы с ним на операцию ехали.
Операций этих фонд за тринадцать лет провел более пяти тысяч. Это для правоохранителей – более пяти тысяч галочек в отчетах, а для фондовцев – спасенные жизни. Сотни тысяч жизней.
Тот же Рафик жаловался мне: «Сейчас притон найти очень тяжело. Мы их все повывели. Скоро, наверное, мне совсем работы не останется». И смеется.
У рядовых работников фонда статистика совсем иная, нежели у оперативников. Здесь все меряется количеством смертей от передоза, детской смертностью от наркоты. В 2009 году от передозировки погибло почти сто человек в Екатеринбурге. Данные из «скорой», а это значит, можно смело умножать. А в 2012 году смертей всего двадцать.
Саша Кива, секретарь Ройзмана, звонит в «скорую» за новыми данными и удивленно переспрашивает: «Совсем нет в этом месяце передоза? Никто не умер?». И без вопроса с моей стороны достает отчеты за прошлый год: «В 2011 году их было 8 человек, умерших».
Вот такой нехитрый барометр успеха. Известность, которую Ройзман принимает как должное: «кто что-то делает, того и знают».
Узнаваемость у него стопроцентная – люди на улице здороваются, называют его Женей, сигналят и пропускают на перекрестках. Не политический вес, хотя все признают, что Ройзману даже не придется вести избирательную кампанию, захоти он баллотироваться на место мэра города, – он пройдет «в одну калитку», как сказал депутат гордумы Леонид Волков.
Барометром являются спасенные человеческие жизни.
В детском реабилитационном центре, где я ночевал, руководитель, бывший хоккеист Александр Новиков, рассказывает о шестилетках, сидящих на наркотиках. Спрашиваю, какой процент выздоровления таких детей. «Если родители не заберут раньше времени, зазря пожалев, если сами не убегут – стопроцентная гарантия. У нас только двое выпускников сидят, и те сами хотели сесть, «романтики». А все остальные – не колются, не курят. Я же их всех помню, со всеми общаюсь», – говорит он мне. Через детский центр прошло за это время человек сто пятьдесят.
Что должно случиться такого, чтобы люди, мужчины, смогли найти в себе силы и мужество бороться с наркоманией? Как и с коррупцией, воровством, детской беспризорностью, человеческой жестокостью. Евгений Ройзман на это совершенно спокойно говорит: «Я же здесь дома, это мой город, моя земля. Я ее защищаю». Он чувствует себя хозяином. Его, наверное, можно посадить, можно пытаться облить грязью фонд и его сотрудников, можно закрывать дружественные ему СМИ и терроризировать бизнес друзей, но он все равно останется хозяином, настоящей властью в регионе.
«Знаешь, как я депутатом стал? – спрашивает он меня, вспоминая прошлое (в 1981 Ройзман был осужден за кражу, мошенничество и незаконное ношение холодного оружия. – Авт.), – Лежим мы в камере. Вокруг народу набилось – не продохнуть. А мы лежим на полу – там попрохладнее, и вот мой товарищ ко мне поворачивается и говорит: «Слушай, Жека, не будет нам при этой власти жизни. Иди-ка ты в депутаты». Мы вышли, и я стал депутатом Госдумы. Потому что люди, они же чувствуют и знают, кто делает для них что-то, а кто только кичится своим назначением».
В тот день, когда я уезжал домой, Ройзман привез в администрацию президента Путина более ста тысяч подписей в защиту фонда и его лично. «Всенародно избранный президент не сможет проигнорировать сто тысяч подписей своих избирателей», – говорит он на камеру. И мне слышится в этом та же ирония, с которой он разговаривает с прокурорами, чиновниками, депутатами, призывая их заняться уже, наконец, тем делом, для которого и созданы их должности.