Покупайте сразу – много унитазов!

Самое удивительное, что за эту ахинею платили. И не спрашивали, кому нужны унитазы во множественном числе, да еще и сразу. Но свежезародившиеся бизнесмены млели от новизны созвучий «слоган», «бренд» и «логотип». Клиенты нашей рекламной конторы были похожи, как бычки на пути к мясокомбинату. Этакие Васи из Балашова, удачно поделившие прибыль от ворованного цветмета. Они приезжали в Саратов, снимали однокомнатные квартиры, вешали снаружи таблички «офис» и ждали оптового покупателя. Через месяц, устав давить мух в ожидании немедленного обогащения, шли заказывать рекламу.

И попадали к нам – юным, последовательным адептам пьянства на рабочем месте. Менеджер Володя раньше был гитаристом, художник Раиль – водителем трактора, а дизайнером числился я – недоучившийся студент романо-германского отделения. Никто из нас не имел ни малейшего отношения к миру рекламы, но мы успешно соревновались в неведении с нашими клиентами. К середине 90-х в России еще не успели перевести с английского пособия по ведению деловых переговоров, и мы учились на ходу.

– Поговорим о деле! – взывал к визитерам менеджер Володя.

– Как выпить на этой неделе... – внятно добавлял за его спиной Раиль.

Часто клиент попадался замысловатый, со специфическим представлением о полиграфии и мироздании.

– Я просила красные визитки, а это разве красный? – кричала завмаг, демонстрируя множество золотых зубов.

Ей совали колористические таблицы, из которых следовало, что визитки – краснее некуда.

– Я раньше в «Софите» заказывала, просила, чтоб были красные, как моя кофта! – выпячивала бюст продавщица.

– Ваша кофта с тех пор полиняла, – выворачивался я, водя взглядом по ее формам.

Еще, помню, спрашивал некоего риелтора:

– Какой журнал будем делать, цветной или черно-белый?

– Да, – исчерпывающе отвечал он.

С тех пор я привык к поливариантности социума. И к наличию в нем немногословных риелторов.

Или, допустим, требовалось срочно оформить автомобильную заправку, а я пребывал в похмельной элегии.

– Наливайте быстро
Полную канистру
Нашего бензина,
Не пролейте мимо! – грустно декламировал я варианты рекламной растяжки.

– Канистрами давно никто не пользуется, – возражал топливный магнат. – А если кто прольет, я его в бензовозе утоплю.

И было ясно, что утопит.

Часто клиенты поражали прямолинейностью. Например, быстроглазые ребята постоянно заказывали цветные бумажки с рекламой интимных услуг. Ну, вы помните – однообразные «Илоны», «Изабеллы» или «Анжелы», которыми до сих пор уляпаны наши подъезды. Когда договаривались о ценах, в кабинет впархивал табунок из Илон, Изабелл и Анжел, предназначенный для немедленной оплаты наших услуг натуральным хозяйством.

Основы нынешней экономики закладывались с первого дня рыночных отношений. Понятие «не обманешь – не продашь» до сих пор и базис, и надстройка успешного бизнеса.

Иллюстрирую. Летом 1995 года в наше рекламное агентство зашел первый крупный заказчик. Он планировал залить дешевой минералкой весь Саратов. Да что там Саратов! Всю область, все Поволжье и всю Россию. Может быть, и дальше, но меня интересовали детали. Например, надписи на этикете: химический состав, номер скважины, степень минерализации. Аква-король куда-то звонил, уточнял количество кальция и калия в целебном эликсире. Художник Раиль до бессонницы рисовал силуэты гор и лучи восходящего за ними солнца. Менеджер Володя бродил по курилке, бормоча названия болезней мочевыводящих путей. Эти названия должны были располагаться на этикете в строгой последовательности. Заказчик мог позвонить мне по домашнему телефону с просьбой немедленно перебить температуру хранения волшебной жидкости. С 20 градусов Цельсия на 18 или наоборот, не помню. Наши печатники стонали от непостоянства клиента. Две недели он не мог решить, сколько красок использовать для печати: обычные четыре или добавить еще серебро. Наконец, Вова уболтал его на серебро.

Дело приближалось к оплате заказа. И вдруг я заметил, что на этикете, для которой было использовано три десятка эскизов, нет самого главного. То есть названия.

Звоню по номеру, который успел выучить наизусть. Смущаюсь, потому что знать мельчайшие детали и не догадываться о главном – как-то несерьезно. Спрашиваю, какую минеральную воду производит наш благодетель. Что именно нужно написать на полумиллионе голубых этикеток.

– Тебе что больше нравится, «Ессентуки» или «Боржоми»?

Я замялся.

– Короче, пиши что хочешь! – воскликнул клиент, и с тех пор я обладаю исчерпывающей информацией об отечественном производителе.

Случались в нашей практике и жесточайшие обломы.

Многие забыли, а ведь в Саратове был свой винный завод, который назывался неожиданно «Арарат». Располагался он по адресу: Сакко и Ванцетти, 65. Это прямо за Крытым рынком. Из чего там делали вино и даже коньяк, можно только догадываться. Скорее всего, из воды, потому что на территорию завода заезжали пустые машины, а выезжали – груженные ящиками с готовой продукцией. Воду, видимо, брали из-под крана.

Репертуар саратовских виноделов был невелик. Основу производства составляли напитки «Анапа», вино «Белое крепкое» и портвейн «777». Последний шедевр, помню, пили только на последней стадии распада личности. Первые два, впрочем, тоже.

И вот как-то раз пришел в наше рекламное агентство представительный мужчина кавказской наружности. Ему срочно требовались «такие корки, чтобы в самолет без билета пустили». Я пытался объяснить, что это вряд ли возможно:

– Без документов летают губернаторы и президенты, а остальным никакие корки не помогут.

– Я – Ара Марукян! – повысил голос вошедший.

«Неужели президент Армении?» – удивился я.

– Директор саратовского винного завода, – с легким акцентом представился мужчина.

– Вечером у меня рейс, – продолжал он. – Билетов нет. В Москву – во как надо! Напечатай мне удостоверение. На нем гору Арарат – золотом. Кисть винограда – золотом. И летящего журавля – тоже золотом. Сделай так, чтобы я твой документ развернул – и меня сразу на лучшее место посадили. Не обижу, в долгу не останусь, – пообещал знатный винодел.

Наша контора возбудилась в предвкушении вечернего пира. Раз директор винзавода – значит, минимум ящик коньяка, думали мы. Не деньгами же он будет расплачиваться. То есть нам придется накрыть стол. Купить бухгалтерше шампанское, техсоставу – шашлык, а себе – на что деньги останутся. И выдумать под это дело какой-нибудь праздник, чтобы начальство не шумело. Кстати, и начальство неплохо бы пригласить, чтоб не обиделось.

Работа закипела. Художник Раиль выводил стремительных журавлей, несущих в клювах кисти крупного винограда. Менеджер Вова понесся в Октябрьское ущелье, где на разорившемся заводе еще умели тиснить золотом. Мне досталось кропотливое техническое задание – подделать печать учреждения, о существовании которого я только что узнал. Потому что поставить настоящую печать директор Марукян не успевал, до рейса оставалось меньше часа.

В итоге мы сделали волшебные корки. Это был полиграфический шедевр. Он сиял и переливался лучами далекой и прекрасной Армении, страны райского изобилия, где гордые птицы парят над морями саратовского коньяка и озерами портвейна «Три семерки».

Ара Марукян остался доволен.

– Зайди на мой завод, там заплатят, – бросил он, садясь в белую «Волгу». – Сумку возьми, в руках не унесешь, – пообещал щедрый начальник.

Я отправился на улицу Сакко и Ванцетти. Рабочий день давно закончился, в окнах винзавода света не было. Я поднялся на второй этаж, постучал в кабинет директора. Дверь не открыли. В конце слабо освещенного коридора появилась фигура в большой кепке. Я услышал негромкое позвякивание бутылок. «Мечты сбываются», – мурлыкал я, принимая объемистый пакет.

Медленно, чтобы не поскользнуться на черном льду, вернулся на работу. Осторожно поднял тяжелую ношу на четвертый этаж Дома книги. Забыл сказать, что наша рекламная фирма арендовала там помещение. Столы были сдвинуты и уставлены яствами из расположенного неподалеку Крытого рынка. Огромную комнату заполнили сослуживцы. На пиршество явился даже водитель, которому коньяк не достался бы по определению.

Я прошел через коллег, прижимая к животу булькающее изобилие. Поставил пакет на стол, выждал паузу и раскрыл его.

Дальнейшее вспоминать не хочется. Прошел 21 год, и до сих пор я внутренне содрогаюсь. Директор саратовского винзавода расплатился с нами ящиком портвейна. Злополучными «Тремя семерками», которыми деклассированные элементы заливали недостижимую мечту об Армении с ее журавлями, виноградниками и прочими райскими символами.

«Покупайте сразу – много унитазов», – произнес в наступившей тишине непьющий водитель рекламной конторы.