Сила любви, или Полный балкон апельсинов
Как я мог забыть!
Вот именно что не мог. В прошлый раз, рассказывая о своем доме, я упирал на бессобытийность его жизни и никчемность его обитателей. Даже себя уподобил метафизическому ничтожеству, чья сущность вяло циркулирует по пяти этажам одного подъезда.
Но ведь это не так! Вернее, так, и про меня всё было написано верно, но и у нас однажды нашлось место подвигу. Совершил его, конечно, не я, но и слава Богу, дальше вы поймете, почему.
Итак, в подъезде №5 проживали муж с женой глубоко пенсионного возраста. Им было здорово за 80. Приехали они то ли из Башкирии, то ли из Мордовии, да это и не важно.
Вели себя странно. Ходили, взявшись за руки. А у нас в доме и дети так не ходят.
Они, кажется, даже магазин посещали вместе. В то время как их соседи спорили, кому идти за картошкой.
Они бегали по утрам, в свои-то 80! Из наших никто никуда не бегает, даже юноши в спортивных костюмах.
Были замкнуты, насколько можно было замкнуться в муравейнике. Она до пенсии работала педиатром, даже, кажется, известным. Про его место работы история умалчивает. Но оба слыли людьми доброжелательными, здоровались и не шумели.
И вот однажды старик появился один. И второй, и третий раз. Через какое-то время это показалось странным. Привыкшие к идиллии соседи стали интересоваться. Старик спокойно отвечал, что жена уехала в Башкирию нянчить внуков. Или в Калмыкию, это не имеет значения.
Уехала и уехала, внуки для того и сделаны, чтобы их нянчили. Про старушку стали забывать и забыли. А старик начал чудить.
Известно, что пожилые люди не любят убираться в квартире. То ли считают чистоту излишеством на пороге вечности, то ли им просто наплевать на всё на краю могилы. Наш сосед перестал выносить мусор, тут же появился запах. Кроме того, дед стал скупать сумками апельсины и складывать их на балконе. Зимой это никому не мешало, а вот летом…
Соседи возмущались, пытались куда-то жаловаться, но старик был непреклонен. Вежливый, спокойный, он здоровался куда-то мимо тебя, таща домой очередную сумку свежих апельсинов. Запах, разумеется, усиливался. Старик его не замечал и другим не советовал. Хотя в подъезде дышать было тяжело.
Я забыл сказать, что пенсионер никому не открывал дверь, и в его жилище проникнуть было невозможно.
И вот в августе 2009 года к кому-то из соседей приехала какая-то родственница. Которая оказалась врачом, и чуть ли не патологоанатомом. Она-то и забила тревогу. «Запах трупа никакими апельсинами не перешибешь», – сказала она председателю нашего ЖСК «Василек».
На место тут же приехала милиция, «скорая», а я как раз возвращался с работы. Во дворе было непривычно людно, явился даже участковый, которого никто не видел ни до, ни после инцидента. Санитары «скорой» соревновались в отрешенности с милицейскими, и председатель пошел на штурм квартиры.
Он представился сантехником, соврал что-то про потоп и утечку газа, но внутрь проник, а следом за ним вошли милиционеры. В доме было опрятно, в спальне стояли две кровати, одна из них не была застелена. Подойти ко второй мешал старик, он кричал, что никого к ней не пустит.
Под покрывалом, одеялами, тщательно завернутая в целлофановый пакет, лежала его жена. Вернее, мумия, в которую она превратилась за четыре года. Никто и не заметил, что с момента ее смерти прошло столько лет.
Старика вывели под руки санитары, он вырывался, внятно и твердо говорил, что не знает их и чтобы они оставили его Леночку в покое. Следом на носилках вынесли накрытый труп его жены. Вечерний воздух не двигался, было очень душно. Запах ощущался по всему двору. Соседи молчали.
С того августа прошло больше шести лет. В их квартире давно живут другие люди. Старик умер в сумасшедшем доме на Алтынной горе. Его, разумеется, где-то похоронили. И его жену, конечно, тоже опустили в могилу. Родственников у них не было, хоронили за государственный счет, наверняка в дешевых гробах и на разных кладбищах. Насколько я понял, именно этого и боялся старик.
Можно по-разному относиться к этой истории. Я вижу здесь только любовь – книжную и киношную, которой в жизни не бывает. А все остальное – «прах, кал и посредственость» или, в переводе с болгарского, – «пыль, грязь и бездарность».
