Волшебная Чулпан
Признаться честно, театралом я никогда не был. Мои походы на драматические спектакли за всю жизнь можно пересчитать по пальцам. Но, видимо, бывают такие моменты, когда чувствуешь: пусть жанр тебе не очень близок, но если этого не увидишь, потеряешь что-то очень для себя важное. Или, если быть точнее, не приобретешь.
Поэтому пропустить очередной приезд в наш город Чулпан Хаматовой я не смог. Вообще, личности такого масштаба сами по себе привлекают внимание, чем бы они ни занимались. Впрочем, ни благотворительная деятельность Чулпан (за которую ей – отдельный низкий поклон), ни фильмы и видеоклипы с ее участием в этот вечер во внимание принимать, пожалуй, не стоило: в спектакле «В час, когда в души идешь, как в руки» уже одни имена авторов (которые, на всякий случай, все-таки Цветаева и Ахмадулина) заставляют все остальное на время отступить, чтобы потом вернуться к этому с переосмыслением.
Еще на дневной пресс-конференции актриса предупредила, что на сцене не будет спектакля в привычном понимании этого слова. В программе нет впечатляющих перевоплощений и «цепляющих» диалогов. Впрочем, выяснилось, что и декораций тоже нет: все оформление сцены заключалось в черном заднике, на фоне которого и творили три замечательные женщины. И вот здесь и возникает самая главная загадка: каким образом трем статичным фигурам, практически не сдвигающимся со своих мест на сцене, удается с первых же минут действа и на весь вечер захватить тебя так, что забываешь и о времени, и о часовой задержке спектакля, и вообще о том, где находишься, целиком и полностью погружаясь в мир, сотканный мастерским словом и не менее мастерским его воплощением?
На вопрос, в чем заключается секрет успеха подобных проектов в наш век, когда человечество живет совсем в другом ритме, когда время сжимается, подобно файлам на компьютере, и в один условный его промежуток человек пропускает через себя в десятки и сотни раз больше информации, чем раньше, и нет времени на излишние философские размышления, Чулпан Хаматова ответила просто: в этом-то и секрет. Люди, сказала она, изголодались по классическим произведениям.
При всем уважении к актрисе позволю себе немного уточнить ее мысль: вероятно, не по конкретным произведениям как таковым, а, скорее, по возможности в каждодневной гонке остановиться, отдышаться, заглянуть вглубь себя и попробовать понять, куда и, самое главное, для чего этот бег, стоит ли он тех немыслимых усилий и жертв, которые мы ежедневно приносим ему? Ведь даже в ахмадулинской «Сказке о дожде» – казалось бы, просто выдуманный сюжет, которого не могло быть в реальности (мало ли подобных фантазий все время рождается у людей – у кого от скуки, у кого от необходимости рассказать новую сказку ребенку, а у кого-то просто из потребности сочинять), – между строк сквозит такая невысказанная грусть одиночества, чего-то хрупкого и бесценного, которое того и гляди окажется поглощенным этой повседневной суетностью, что, пожалуй, лучшего способа проникновения в душу и придумать невозможно. Не обязательными к сведению нравоучениями, не сухими и жесткими «правилами жизни», словно пересказывающими математические законы и теоремы, а легким волшебством и грустной сказкой, в которой нет и не может быть не то что хеппи-энда, а и вообще какого-либо окончания. Ведь метания человеческие вечны во все времена.
Тем большая ответственность ложится и на читающего этот текст со сцены: озвучь его формально, как заданное на дом в школе стихотворение – и через несколько минут зал уже будет дремать от скуки, а особо нетерпеливые, стеснительно пригибаясь, начнут продираться сквозь ряды по направлению к буфету или выходу. Немного перегни палку с выразительностью и эмоциональностью – и получится карикатура на жеманную барышню, причисляющую себя к высшему свету и всеми силами старающуюся показать превосходство своих душевных терзаний над никчемными заботами остальных.
И тем точнее выходит работа Чулпан Хаматовой, которая не читает текст – эти слова, кажется, вылетают из нее сами собой, сочиняясь на ходу... Когда-то я сформулировал для себя, в чем заключается разница между хорошим актером и, скажем так, остальными. Субъективно, для меня самого. Если я смотрю на сцену или экран и вижу известного актера, играющего роль – значит, актер из него так себе. А вот если передо мной внезапно возникает не актер, а персонаж пьесы или фильма (и даже в голову не приходит, что этого человека зовут не так, как по сюжету) – это уже мастерство.
Так вот, сказать, что Хаматова не пересказывала текст, а жила на сцене, было бы, наверное, даже пошловато – уж слишком затаскано это определение. Но то, что на сцене находится популярная актриса (имя которой, собственно, и собрало полный зал зрителей), действительно забылось: казалось, даже черты лица Чулпан изменились под воздействием прожитых за этот вечер жизней героев.
Это, на мой взгляд, и есть мастерство. Усиленное работой еще двух участниц действа: саксофонистки Вероники Кожухаровой и пианистки Полины Кондратковой. Этот ансамбль еще раз подтвердил давно известную истину: творческий союз тогда чего-то стоит, когда все его участники равно интересны и ценны сами по себе. Музыканты мирового уровня (послужной список каждой занимает не одну строчку в программке вечера), Вероника и Полина сумели соединить свои музыкальные вкрапления с текстом настолько органично, что одно казалось продолжением другого, словно поэты создавали не только сами стихи, но и музыкальные иллюстрации к каждому значимому повороту сюжета.
И в этом – еще одно волшебство. Которое может получиться только тогда, когда никто из участников действа не «тянет одеяло на себя», стремясь продемонстрировать свой «выдающийся» статус, когда их интересует только то, каким образом наиболее точно воплотить задуманное.
И когда три удивительные артистки выбегали на многочисленные поклоны после спектакля, создавалось ощущение, что в этот завершающий миг они будто бы сбросили что-то с себя – очистившись от душевной тяжести, умыли и зрительские души свежим летним дождем. И, пожалуй, правильно, что после спектаклей не устраивают выходов на бис, как после концертов. Потому что сказанное в тот вечер было настолько точным, что любое дополнение к нему оказалось бы излишним, как еще одна кружка родниковой воды после утоления жажды.
