Вот такое КИНЭ

КИНЭ – это не изуродованное кино. Это аббревиатура на палате в Первой детской инфекционке, которая означает кишечную инфекцию неясной этиологии. Загремели мы с маленькой девочкой на прошлой неделе в больницу с ротавирусом, который в американских сериалах еще именуют «кишечный грипп», ну а пока лечились, я наблюдала за жизнью больничной.

Самые главные в больнице никакие не врачи. Ни лечащие, ни заведующие отделением, и даже главный врач совсем не главный по сравнению с «тетей Глашей санитаркой». Та, что орудует шваброй и заведует выдачей простыней, именно она диктует тебе, куда класть ребенка, когда готовиться на выписку и что думать по поводу патриотизма.

При выдаче постельного белья сразу следует инструкция: мамочки, поаккуратнее, пожалуйста! А то на вас не напасешься. Это предупреждение тетки-санитарки делают мамам малышей-годовасиков и двухлеток, малышей, у которых понос от пяти до 14 раз в день и рвота через раз. А еще эти дети, лежа под капельницами, совершенно не готовы быть спокойными и послушными. Они размахивают руками и выворачиваются. В общем, моя разок выдрала капельницу из флексы и закапала кровью всю простыню.

Аккуратнее, ага. Приходишь просить простынку для детской кроватки, хвалишься, что двое суток продержались на одном белье, а тебе в ответ – комплект белья выдается на десять дней, а вы его не бережете! Зачем детей кладете на свою кровать? Логика тут даже не ночевала. Впрочем, это факт скорее забавный, чем раздражающий.

24 июня во всех школах был последний звонок, там, по соседству с Первой инфекционной, тоже какая-то школа. В открытые окна долетали звуки музыки. Когда «санитарка тетя Глаша» (как ее зовут, мы не узнавали, поэтому пусть будет так) мыла пол в нашем боксе, заиграл гимн РФ. Кто-то из девчонок полушутя заметил – патриотизм прививают.

У женщины с ведром дрогнули губы. Я еще подумала – получится у нее сдержаться или нет? Не получилось...

– А что в этом плохого-то, в патриотизме? – задала она вопрос, отпихивая ведро от себя ногой. – Когда в стране... НАЦИСТЫ!

Мы с остальными мамками затихли. С «укушенными Киселевым» не наспоришься. На этом разговор завершился, но когда санитарка скрылась в боксовом туалете, она весьма ожесточенно гремела там ведрами.

Удивительно, насколько в этой теме нет места шуткам в последнее время. Люди, смотрящие телевизор, с такой серьезностью относятся к самому слову «патриотизм», что перестают замечать вокруг вещи, которые патриотизма не добавляют – тяжелую работу за маленькие деньги, разбитые дороги, мусор, выкинутый мимо урны, растущие цены (а за всем этим стоит коррупция, стагнирующая экономика и падение уровня образования). Но патриотизм все равно сводится у них к невозможности пошутить на тему государственных символов. Хотя, как по мне, прививать пресловутый патриотизм, бесконечно проигрывая гимн страны, – все равно что колоть витаминчики пациенту, у которого отказали все органы.

* * *

Многие рассказывают про злых медсестер в больницах. А у нас с Наташкой совершенно другой опыт. Все процедурные медсестры – милейшие девчонки, которые успешно ставят флексу (катетер) ревущим малышам, делают уколы, меняют капельницы. И постовые сестры тоже вполне ничего. Сидят вечерами с ворохом историй болезни, назначения расфасовывают. Все вежливые. Ни одна не грымза.

Очень нам с Наташкой там понравились две медсестры. Обе Наташи. Только одна Наталья, а другая Наталия. Та, которая Наталья, дежурила сутки перед нашей выпиской. Туда-сюда с этими капельницами по отделению бегала, кому подключить, кому отключить, кому глюкозу на физраствор поменять. Кому укол сделать. Поднос и стойка, стойка и поднос. Наташа вся тонкая, хрупкая... Если вовремя не подошла – замоталась – извинится всегда. Такая ласковая, тихая. Хотя странно, как она там не падала, бедняжка. Мне кажется, за целые сутки она и не присела ни разу.

– Вы одна тут, что ли? – спрашиваю ее вечером.

– Нет, нас двое – я и постовая. Но у нее тоже там ворох бумаг заполнять.

– Мне кажется, вас должно быть больше...

Вот и подумалось мне, а почему так мало медсестер в больницах? Смотришь американские сериалы, так там по первому писку прибегают штуки три в палату. А у нас одна процедурная на все отделение бегает. И это ведь не особенность конкретной больницы. Это особенность всей системы здравоохранения – сравнительно небольшое количество среднего медперсонала. Поэтому они или выматываются на работе, или забивают на свою работу.

Правда, в этой больнице не особенно забьешь. Там это дело, видимо, отслеживают. Потом, через третьи руки, услышала, что в Первой инфекционке негласное правило для всех – пациентов «облизывать» и всячески с ними цацкаться. И с мамашками тоже. Поэтому все – и врачи, и медсестры, и даже большая часть санитарок – предельно вежливы и благожелательны.

На самом деле это круто. Когда твой ребенок нездоров, когда малышу плохо, очень важно, чтобы был человек, которому можно довериться. Который тебе все объяснит, успокоит, расскажет про болезнь, про этапы ее лечения и про ожидаемый эффект. И при этом не будет вешать на тебя ярлыки типа «криворукая мамаша», понимая, что от ошибок никто не застрахован.

Наше первое утро началось с визита заведующей отделением Людмилы Николаевны Мироновой, которая как раз и взяла на себя труд ознакомить вновь прибывших с правилами больницы, объяснить, что правила (например, не меняться игрушками) не с потолка взялись, и объяснить про КИНЭ. Удивительной стойкости женщина. Не потеряла самообладания, когда одна из мамочек накинулась на нее почти с криком – зачем вы нас положили, нет у нас никакой кишечной инфекции!

Пациенты – это, конечно, отдельная, волшебная песня. В нашей палате по большей части оказались адекватные девчонки, но были и такие, которые на диагноз «кишечная инфекция неясной этиологии» с подробной его расшифровкой через пять минут звонили домой, почему-то обязательно маме, и кричали в трубку: «Она сказала, что у него кишечная палочка (ААА!), а что за палочка, они не знают (два раза ААА)! Да они вообще ничего не знают!»

Те же мамки просили родственников передать для детей лекарства, которыми пичкали их дома, а получив, продолжали пичкать уже в больнице, тайком от врача. Или насильно кормили неокрепшего желудком ребенка, получали фонтан рвоты как реакцию и срочно-срочно бежали за капельницей. Или, глядя на соседскую тумбочку, удивленно спрашивали: а чего это нам вот такой препарат не назначили. Шли пытать на эту тему врача, получали исчерпывающий ответ, звонили маме, а потом все начиналось по кругу – я чего-то не поняла, почему нам этот препарат не дают?

Как у медиков хватает сил и терпения пробиваться сквозь недоверие, я не представляю. Впрочем, судя по тем историям, в которых побывали другие, более адекватные мамы, вполне понятно, откуда недоверие берется. Но, как мне кажется, адекватные мамы вполне адекватно реагируют на хороших врачей и умеют спасаться бегством от плохих. Перевозбужденные мамы не доверяют никому, и объяснить что-то им – задача не из легких.

Что касается условий, то они были близки к оптимальным. Кровати удобные и у мам, и у малышей. Везде пластиковые окна, рисунки красивые на стенах, чтобы совсем тоскливо не было. На эти рисунки, как на окошко в другой мир, Натаха моя залипала.

В боксе – туалет, раковина, ванна с душем. И дите подмыть, и самой помыться не проблема. Кормят как в больнице, но вполне съедобно. Даже вкусно иногда.

Удручает, что в 30-градусную жару дверь в палату не открыть, чтобы хотя бы сквозняком протянуло чуть-чуть. Условия инфекционной больницы этого не допускают. Твоим бактериям нечего делать в общем коридоре и в соседних палатах. Хотя вот кишечные инфекции по воздуху не летают, чего уж. Поэтому мы сидели шесть дней как в аквариуме. Окна открываются. Но спасения от них никакого. Конечно, дело бы спасла центральная климатизационная система. Но это, как и много-много медсестер, скорее из фильмов про далекое будущее или другую страну.

* * *

А вообще очень хочется сказать спасибо нашему лечащему врачу Надежде Геннадиевне, завотделением Людмиле Николаевне, всем дежурным врачам отделения, всем сестричкам и санитаркам, несмотря даже на патриотизм и «белье выдается на десять дней». С вами было очень комфортно выздоравливать. Но я все-таки надеюсь, что это было в первый и последний раз.