«Принцип двенадцати обезьян», или Сутки в реанимации
Так случилось, что последние десять дней я и мое нестабильно-стенокардирующее сердце провели в кардиологическом отделении одной из саратовских городских больниц. Явившись через час после вызова, доктор «скорой помощи» был настолько убедителен, что я поддался его чарам и согласился на госпитализацию. В приемном отделении я находился недолго и уже минут через 15 отправился в место, где до того ни разу не был, но о котором много слышал и представлял себе его не иначе как СВЯТАЯ СВЯТЫХ – место, окутанное тайной, множеством мифов и имеющее такой безапелляционно-верховный статус, что, казалось бы, любая ирония, тем паче шутки, ну никак не уместны, – РЕАНИМАЦИЯ.
Но обо всем по порядку.
Когда-то в далеком 1995-м на экраны вышел замечательный фильм Терри Гиллиама «12 обезьян», где Брэд Питт устами своего героя рассказывает историю: в каком-то фастфуде официант приносит ему заказ, но, немного не донеся до стола, что-то из тарелки (кажется, котлету) роняет на пол. Нисколько не смутившись, официант поднимает ее и, дунув со всех сторон, возвращает на тарелку. А что, мол, такого? Котлета чистая, грязи и волос на ней нет – кушайте! Брэд Питт в ярости – «Да вы что!!! А как же вирусы, бактерии? Вы что, об этом никогда не слышали?» – «Да ладно вам! – официант спокоен как удав. – Всех этих бактерий и микробов придумали фармацевтические компании, чтобы выманивать ваши денежки!».
Понятно, что официант абсолютно безумен, хотя какая-то сермяжная правда в его словах есть. Я о другом: как и всякий нормальный современный человек, я понимаю, что существует невидимый мне мир, в котором кишмя кишат всякие существа – бактерии, вирусы, микробы и прочая нечисть. Но вот ведь в чем дело... Несмотря на это, я подниму с пола свой упавший бутерброд, обдую его со всех сторон, может быть даже сниму ненароком прилипшую бумажку или волос и... съем! Ну конечно, есть пределы: смотря куда упадет – разумеется, не в лужу и не в грязь... Но если просто на пол – съем.
Вот это я и называю «принципом двенадцати обезьян», никакой философской глубины, просто по аналогии с названием фильма. А означает это всего лишь старое-доброе «если нельзя, но очень хочется, то можно». То есть когда понимаешь, что есть эти самые бактерии, но бутерброд должен быть съеден, и ты, призвав на помощь собственную иммунную систему и теорию вероятности, оправляешь его в рот... И ведь ничего не случается! Как правило. Значит, работает! Значит, можно это применять!
И было бы это вполне себе нормой, но частенько «двенадцать обезьян» сталкивается с другим принципом, под названием «суслик-агроном» – уверен, области применения этого принципа объяснять не нужно. И чтобы все стало окончательно понятно, возвращаюсь к началу повествования, то есть к своему предынфарктному состоянию.
Чудеса начались еще в приемном отделении, когда в небольшой комнате меня, лежащего на каталке и видящего только потолок, раздели. Совсем. До-го-ла! Я же был абсолютно безучастен к этому процессу, наверное, в силу доверия к тем людям, которые спасали меня от смерти и почему-то начали это с раздевания. Ну что ж. Значит, так нужно... Значит, это где-то записано. И если не раздеть меня, то моя жизнь, и так висящая на волоске, окончательно оборвется. Пусть! Нужно – значит пусть! И неважно, что вокруг меня (голого и беззащитного) ходят какие-то люди, и далеко не всегда врачи. И рядом со мной находятся еще как минимум три пациента, одна из которых 27-летняя девушка. Неважно – надо так надо! Русским в Крыму сейчас значительно тяжелее... Наконец на меня набросили простынку и куда-то покатили, время от времени призывая прижимать руки плотнее к телу, потому что дверные проемы грозили меня покалечить, ибо мои катильщицы развивали довольно приличную скорость.
Но вот я и на месте – РЕАНИМАЦИЯ. Тем, у кого, как и у меня, это место ассоциируется с кристальным порядком, тишиной, высочайшим профессионализмом медиков, да и просто с бункером за семью печатями (куда ни птица не пролетит, ни посетитель не проскочит), притом все эти требования должны обеспечить только одно – высочайший комфорт больного и максимальную возможность оказания ему необходимой помощи, – я и хочу напомнить о принципе «двенадцати обезьян».
Итак, по пунктам:
1. Полное обнажение больного. Уж не знаю, по каким там ГОСТам или СНИПам больной должен находиться абсолютно раздетым, да еще сам процесс раздевания должен проходить в таких унизительных и скотских условиях, не знаю. Скажу только, что рядом со мной лежала женщина, одетая в блузку. Значит, разрешается? Хотя, возможно, на соседнюю койку территория реанимации не распространялась.
2. Лишение средств коммуникаций. Вероятно, это тоже необходимо. Ну, мало ли – захочет больной позвонить жене и сказать, мол, жив-здоров, а супруга скажет что-нибудь в ответ такое теплое и ласковое, и все! Стресс! Все лечение коту под хвост! А то, что этого же больного только что раздевали в холодном предбаннике на глазах у первых встречных – это не беда, это не стресс!
3. Лишение возможности не только поговорить с близкими, но и запрещение даже размышлять о попытке донести до родных какую-либо информацию. Пример: «Девушка! Очень вас прошу! Помогите! Позвоните моей сестре, скажите, что я в реанимации, пусть не приходят ко мне пару дней, а я, как выберусь отсюда и мне вернут мобильник, дам о себе знать. Кстати, девушка, мне вернут и отобранные деньги, и я смогу компенсировать вам этот звонок...» Ответ: «Не положено»!
Вот что она, эта милая девушка, вкладывает в этот ответ? То, что я ее обману и не верну ей два рубля, которые она потратит на мою просьбу? Или она свято верит в непогрешимость ГОСТа, запрещающего больным подозревать наличие у персонала всяческих коммуникационных устройств? Но ведь они там все, практически без исключения, перемещаются по реанимации с плеерами, планшетами и прочими айподами и наушниками в ушах... Пожалуй, дело в двух рублях.
4. Полный постельный режим. Ну, это более чем оправдано. Настолько, что несмотря на самочувствие и потенциальную способность, больному запрещено даже ходить в туалет. А естественные надобности нужно справлять под себя. И не переживайте – эти же милые медсестры вас потом и обмоют. Это если по большой нужде. А с малой все проще – рядом с койкой стоит пластиковая бутылочка «Белый ключ» с обрезанным горлышком, и мне было рекомендовано повернуться на бок, подставить бутылочку и... Ну, вы понимаете. Какая удача, что я провел в реанимации только сутки и мой организм мог позволить себе не пользоваться услугами такого своеобразного клозета (несмотря на массированную атаку медперсонала, я оправдывал свое нежелание прикасаться к пластиковой бутылке неизвестного происхождения боязнью порезаться)... Надеюсь, вы опять понимаете. И что удивительно – опять никаких стрессовых ситуаций! Реанимация!!!!
5. Запрет на посещения. Я тут думал и нашел только три (а это уже немало) причины не пускать к больным родных и близких. Во-первых, как ни крути, тот самый стресс, будь он неладен, а мы уже столько уделили ему времени. Во-вторых – посетители начнут охать и ахать вокруг постели своего родственничка, создадут ненужную суету, бардак и коррупцию, что будет отвлекать внимание медперсонала от лечения больного, а главное, в самый нужный момент могут затруднить доступ к телу, когда тому потребуются срочные реанимационные действия. Ну и в-третьих, те самые вирусы и бактерии. Мы же знаем, как там, в Святая Святых, все стерильно. Белым-бело. Светлым-светло. Даже свет не выключатся никогда! Что-что? Вы спать хотите? Свет мешает? Не-е-ет... А вдруг нам срочно понадобится делать вам то самое «рот-в-рот»? А времени дотянуться до выключателя не будет? Поэтому – не фиг спать, глазки закройте и благодарите Минздрав, что еще живы!
Теперь мои комменты.
Пункт А. Стресс. Я на полном серьезе думаю, что разрушение моей какой-то там задней стенки, которое так напугало лечащих врачей в отделении кардиологии, когда я уже вырвался из цепких лап реаниматоров, произошло не накануне, когда инвесторы после двухмесячного издевательства отказали в финансировании моего проекта, а прям там – в больнице, когда раздевали на глазах у всех, когда не разрешали позвонить домой, когда вместо стандартной «утки» заставляли мочиться в пластиковый обрубок, когда...
Окей, переходим к пункту Б. Покой и порядок. Находясь в реанимации, чувствуешь себя посреди торгового зала бюджетного супермаркета в день распродажи. И эти тридцать человек снуют вокруг тебя вовсе не ради тебя самого. Смех, хохот, крики, анекдоты, сплетни, обсуждение семейных, финансовых, административных и политических проблем. Причем еще раз обращаю ваше внимание – это происходит не где-то в коридоре, а прямо здесь, в метре от твоей кровати!
А антистрессовой кульминацией явилось следующее: «Тань, можно я тут у тебя присяду?» – «Садись, конечно!» И вот некий доктор в четырех метрах от меня (может, я зря наговариваю, огромное же расстояние!) включает ноутбук, и я слышу призывный и задорный марш заставки киностудии «ХХ век Фокс» – трам-та-ра-рам, та-ра-ра-ра-там-тара-рам... К чести доктора замечу, когда начался фильм, он немного убавил звук.
Пункт В. Понимаю, что утомил вас, дорогой читатель, потому постараюсь покороче. Вирусы и бактерии. Из «скорой» на каталке меня выкатили две девушки. Разумеется, мое движение началось еще с улицы. Потом эти же девчушки меня раздели и покатили в реанимацию, где уложили на приготовленное мне место. Сомневаюсь, что по пути они меняли свою обувь. Ночью, когда все успокоилось, реанимационные медсестры тоже легли. Легли на пустующие кровати, стоящие по соседству, Легли не раздеваясь, но укрывшись.
Обувь? Обувь, конечно, сняли! Но! Когда посреди ночи у кого-то из больных начинал пищать монитор, медсестра спросонья нехотя вставала и уже без обуви, в одних носочках, через все помещение устремлялась к предмету беспокойства. Что-то там переключала, перезагружала и, позевывая, возвращалась в постель. Кстати, наутро, когда в реанимацию привезли старушку и уложили на ту самую койку, белье ей никто не сменил.
Друзья, как я уже объяснил, я большой сторонник принципа «двенадцати обезьян». Не вижу ничего плохого в том, что врачи носятся по реанимации с наушниками в ушах, а усталые медсестры кимарят на койках по соседству и босиком бродят по палате. Ничего страшного, что таблетки запиваются водопроводной водой из-под крана, а какой-то доктор, улучив полчасика, смотрит кино в уголке. Ничего, что ради устранения технической неисправности в реанимацию приходят брутальные мужчины в рабочей одежде не первой свежести. Я даже готов мочиться в бутылку «Белого ключа», если клиника хочет экономить на «утках» или мочеприемниках. Но я ненавижу, когда в одно мгновение «двенадцать обезьян» превращаются в «сусликов-агрономов» и начинают учить меня жизни. Жизни, которая и вправду может оборваться в любую минуту.
