Стойкое чувство дежавю

Недавно у меня состоялся интересный разговор с одним колумбийским профессором права, который открывает первую в Колумбии докторантуру по правам человека. Разговор этот проходил после моей лекции на юридическом факультете местного университета в студенческом кафе. Стоически выслушав, до какой степени деградации дошло право в России, он задал мне один вопрос: «А почему никто до сих пор не «убьет» этих депутатов, которые принимают эти безумные законы»? И это, на минуточку, говорит мне доктор права, специалист в области прав человека! Нельзя, отвечаю я ему, у нас же цивилизованное, хотя и неправовое государство!

Конечно, я слукавил. И речь даже не о внеправовой расправе над депутатами, проявляющими уже более года законодательное безумие, бог бы с ними, а о политической активности населения. Россияне утратили интерес к политике, осталось только отвращение.

Объяснение этому очень простое: политической жизни в привычном ее понимании в России нет. Выборы давно не выполняют традиционных функций укомплектования государственных органов, сменяемости власти и учета волеизъявления граждан. Политика здесь — это миф, бутафорская «потемкинская» деревня, выставляемая напоказ для иностранных наблюдателей.

Я был очень удивлен, что среднестатистический студент колумбийского юрфака осведомлен о таких громких российских судебных процессах, как, например, дело Михаила Ходорковского, дело Pussy Riot, дело Сергея Магнитского. Конечно, это поверхностные знания, основанные на информации из СМИ, но в целом никто не питает иллюзий относительно ситуации с правами человека в России. Боюсь, что не каждый студент российского вуза может тем же похвастаться, не говоря уже о владении информацией о судебной практике других стран.

В любом более или менее цивилизованном государстве уличные ларьки с прессой пестрят политическими новостями. Колумбия не является исключением. Недавно здесь прокурор «снял» с должности мэра столицы, и об этом написали все, а после искренне любимый горожанами мэр обжаловал действия прокурора в суде и был восстановлен в должности. Об этом также написали все, это прочитали все, это обсудили все в кафе за чашечкой кофе, а особо активные даже провели демонстрации и заклеили город афишами с требованием вернуть мэра, и он вернулся.

В России же в киосках «Роспечати» есть все о вязании, кулинарии, воспитании детей, много «желтой» прессы, сканвордов, но прочно отсутствует политика. Во-первых, нет спроса, а во-вторых, всем трем оставшимся в России издателям, что пишут правду, государство чинит всяческие препятствия в распространении печатной продукции. Их работа становится экономически невыгодной, вот и журнал «Нью Таймс» переходит с этого года на финансирование за счет подписки. Что будет через год — никто не знает.

Сейчас, наверное, у всех, заставших советское время, наблюдается стойкое чувство дежавю. Многое повторяется по кругу, только в более мерзопакостной форме. На смену коммунистической идеологии пришла коррупционно-олигархическая, которая для масс прикрывается так называемыми духовными скрепами: борьбой с инакомыслием, меньшинствами и иностранными агентами.

Советская однопартийная система трансформировалась в сегодняшнюю квазиоднопартийную систему во главе с «Единой Россией». С организационной точки зрения, как и тогда, партия беспардонно вмешивается туда, куда не должна, в том числе в правоприменение и юридическое образование. Членство в партии является условием занятия любых значимых постов в государственных органах. Остается только радоваться, что «Единая Россия» не взвалила на себя, как ее советский аналог КПСС в отдельные периоды истории, судебно-инквизиционные функции («тройки»), по крайне мере де-юре.

Право как явление в России последние годы умирает и задыхается в толще бездумных законов, не имеющих ни цели, ни смысла, оно, как и в советское время, стало играть не столько функцию регулятора общественных отношений, сколько инструмента борьбы все с тем же инакомыслием и сохранения власти.

Судебные процессы последних лет все больше напоминают фарс, театр, но никак не правосудие. Суды стали органом, который отнимает собственность, легализует рейдерские захваты, штампует приговоры по уголовным делам даже мертвым, как это было в случае с Сергеем Магнитским, карает гражданских активистов. Все это уже было и все это никуда не делось, эволюционировало немного и живет.

Так вот, среднестатистическому российскому обывателю до всего этого нет никакого дела, как не было никому дела до нарушения прав человека в советское время. Как и тогда, кто-то выходит на площадь «за вашу и нашу свободу», а остальные искренне не понимают, для чего они это делают.

Хотя и прошла уже четверть века с распада Союза, с правовой точки зрения, массовые нарушения прав советских граждан не получили юридической оценки в самой России. Конституционный суд и дважды парламент саботировали идею люстрации, то есть привлечения к ответственности лиц, ответственных за нарушение прав человека в советский период. На мой взгляд, именно отсутствие правовой оценки коммунистического режима стало причиной всех бед современной России.

Например, после объединения Восточной и Западной Германии люстрации подверглись представители юридической профессии (судьи, прокуроры, адвокаты, профессора права) из восточной части страны. Западногерманское право и правовая культура поглотили восточногерманские. Россия же не сделала выводов из коммунистического прошлого, в результате чего в «новой России» идеи «превосходства права» и демократии на практике не нашли широкого применения.

После моей долгой речи мой собеседник пытается провести параллели между российской действительностью и Венесуэлой, но сам ловит себя на мысли, что сравнение это не совсем корректно, и начинает рассуждать о необходимости разработки правовых механизмов ответственности лиц, причастных к нарушению прав человека в России. Границы ответственности, по его мнению, могут охватить и советский период. Но наш разговор перебивает студент, который ранее присутствовал на лекции, а сейчас просит нас ответить на ряд вопросов для его социологического исследования.

Ответив на вопросы, мы идем на экскурсию по факультету, стены которого украшают граффити, выполненные студентами. Среди множества рисунков выделяются два огромных портрета — Уго Чавеса и Владимира Ильича Ленина.

Видимо, прочитав мои мысли, профессор произносит: «Эти художники-мечтатели не знают, какой трагедией на практике обернулся для России коммунистический эксперимент».