Пятница, 13-е

Оценить
Находясь в здравом уме и трезвой памяти, могу с полной уверенностью сказать, что в пятницу тринадцатого я видел призрака. Призрака российского правосудия. На этот раз он пришел под именем судьи Фрунзенского районного суда Александра Негласона.

Я человек не суеверный, не верю ни в черных кошек, ни в пустые ведра, к тому же моя бабушка научила меня старинным деревенским молитвам, которые, по ее словам, защищают от всякой нечисти, если произнести их перед тем, как выйти из дома. В пятницу 13 декабря 2013 я бабушкиного совета не послушал, молитву не прочитал. И мне стало страшно. Но не ночью и не на кладбище. Хотя, находясь в здравом уме и трезвой памяти, могу с полной уверенностью сказать, что я видел, слышал и даже разговаривал с призраком. Он явился средь белого дня в черной мантии, неслышно вошел в комнату на девятом этаже по адресу: ул. Чернышевского, дом 153, сел на стул с высокой спинкой, положил на стол папку с бумагами.

Он почти ничего не говорил, но очень внимательно слушал. Я не сразу догадался, с кем мне довелось встретиться, но позже понял, что вижу это приведение не в первый раз, и даже вспомнил, где видел его раньше. В отличие от всякого другого полтергейста, который имеет обыкновение являться в вальпургиеву ночь или в день всех святых, этот призрак материализуется регулярно в строго определенных местах. Его не вызывают на магических сеансах, а чтобы общаться с ним, не надо иметь экстрасенсорных способностей. Мне явился призрак особого рода. Призрак российского правосудия.

На этот раз он пришел под именем судьи Фрунзенского районного суда города Саратова Александра Негласона. Но пришел не сам по себе, а по зову майора полиции Александра Сергеевича Язикова.

И если колдуны и чародеи для вызова духов используют спиритические доски, а сибирские шаманы – бубны, то майор Язиков для аналогичных целей использует протоколы об административных правонарушениях.

Потревожили призрак правосудия не просто так. Как опытный заклинатель майор знает, что духов по пустякам будить нельзя. Но повод был очень веский, и это вам не какое-нибудь особо тяжкое. Кого этим удивишь? Бери выше. Шествие 26 октября 2013 года на проспекте Кирова в городе Саратове под лозунгами освобождения политических заключенных, организованное членами партии РПР-ПАРНАС Александром Стрыгиным, Владимиром Безменовым и Алексеем Лукьяновым. В шествии приняли участие не только парнасовцы, но и члены партии «Гражданская платформа» Денис Руденко и Александр Глущенко, правый активист Олег Лимановский, другие активисты демократического движения, то есть те, кого в новостях на Первом канале или на канале «Россия 1» называют «оранжистами», «болотными заговорщиками» или какими-то там агентами.

Участники шествия пронесли по проспекту Кирова растяжку с надписью «Мы требуем освобождения всех политических заключенных», которую отчетливо видели все, кто в это время там находился. Видел ее и майор Язиков, который, конечно же, смотрит новости и в курсе, какие разрушительные последствия несут такие лозунги, а главное, майор знает, как гневаются потусторонние силы на подобные выходки молодчиков-«болотчиков». Как защитное заклинание написал Язиков в протоколе магические цифры: ч.1 ст. 20.2 КоАП РФ. Написал три раза: в отношении Александра Стрыгина, Владимира Безменова и Алексея Лукьянова, то есть всех организаторов шествия.

Казалось бы, что же здесь необычного? Сотрудник полиции составил протокол в отношении правонарушителей, это его обязанность. Но если в руках майора Язикова протокол об административном правонарушении и другие переданные в суд материалы были не более чем не слишком грамотно оформленными бумагами, то в руках судьи Александра Негласона они стали воистину волшебными.

* * *

Итак, пятница 13 декабря 2013. Фрунзенский районный суд. В 12:00 назначено судебное заседание по обвинению Александра Стрыгина в совершении правонарушения, предусмотренного ч.1 ст. 20.2 КоАП РФ – нарушение правил организации и проведения публичного мероприятия. Суд начался с опозданием на полтора часа, хотя обвиняемый, его защитники, журналисты и слушатели прибыли вовремя.

Выясняем явку сторон. Явились обвиняемый Александр Стрыгин и его защитники: Владимир Чарский, Константин Рогалев и я, Александр Конякин. Со стороны отдела полиции… никто не явился. Также в зале присутствует корреспондент Денис Юлин, слушатели Андрей Калашников и Владимир Безменов (в отношении которого тоже составлен протокол об административном правонарушении по тому же самому событию).

При рассмотрении административных дел действует презумпция невиновности. Это значит, что обвиняемый в совершении административного правонарушения не доказывает свою невиновность, а его вину обязано доказать лицо, составившее протокол, в нашем случае – отдел полиции в лице майора Язикова. Но, повторяю, со стороны отдела полиции в суд никто не явился и не опроверг доводы защитников.

В протоколе об административном правонарушении Александру Стрыгину вменяют отсутствие опознавательного знака организатора публичного мероприятия и изменение формы публичного мероприятия: по мнению Язикова, вместо шествия провели демонстрацию.

Защитник Владимир Чарский пояснил суду, что опознавательный знак у Александра Стрыгина был. Опровергнуть данный факт в судебном заседании могли бы свидетельские показания или письменные доказательства: рапорты сотрудников полиции, объяснения очевидцев. Однако свидетели со стороны отдела полиции суду не представлены. Сведения о фактических обстоятельствах дела содержатся в двух рапортах сотрудников полиции, обеспечивавших общественный порядок во время шествия 26 октября, и нескольких объяснениях очевидцев.

Данные документы переданы в суд отделом полиции в виде ксерокопий, не заверенных ни гербовой печатью, ни печатью для документов, а на ксерокопиях имеется только надпись ручкой «копия верна» и подпись без фамилии, имени, отчества и должности заверившего лица. Таким образом, неизвестно кто, где и при каких обстоятельствах заверил копии представленных в суд документов, непонятно, имеют ли они вообще отношение к рассматриваемому делу, что не помешало судье Александру Негласону принять их в качестве доказательства вины.

Рапорты сотрудников полиции хотелось бы отметить отдельно. В деле имеется два рапорта с неразборчивыми фамилиями составителей. Мало того, что в указанных рапортах нет ничего по существу предъявленных обвинений, степень самокритики стражей порядка пробивает скупую слезу умиления у восторженного читателя. Суть обоих рапортов заключается в том, что участники шествия мешали проходу людей по проспекту, потому что несли растяжку длиной около четырех метров. Но, дорогие сотрудники полиции, обеспечение передвижения как граждан, так и участников публичного мероприятия во время его проведения является вашей – да-да, вашей, сотрудники полиции – обязанностью. Для этого вы и присутствуете там. Пресечение нарушения общественного порядка – также ваша обязанность.

Среди прочих, с позволения сказать, документов в деле имеется копия объяснения начальника отдела взаимодействия с общественными объединениями администрации Саратова Павла Грищенко, где он поясняет, что у организаторов отсутствовали отличительные знаки и вместо шествия была проведена демонстрация. В протоколе об административном правонарушении указано аналогичное обвинение. Грищенко также уточняет, что изменение формы проведения публичного мероприятия выразилось в использовании транспаранта: «Мы требуем освобождения всех политических заключенных». Самого Павла Грищенко в суде не было, следовательно, никаких показаний он суду не давал, а его письменное объяснение представляет собой ненадлежащим образом заверенную копию. Подлинник документа суду не представлен и судом не истребован. Что же касается обвинений со стороны Павла Грищенко в адрес организаторов относительно нарушения формы проведения мероприятия, то регламент шествия заранее согласован с господином Павлом Грищенко, равно как и использование флагов, плакатов и транспарантов. В ходе шествия не использовалось ничего, о чем заранее не уведомлялась администрация города, что подтверждается имеющимся в деле уведомлением о проведении публичного мероприятия.

Согласно КоАП РФ в протоколе об административном правонарушении указываются фамилии свидетелей, если таковые имеются, а также сведения об изъятых вещах или документах. В материалах дела имеются объяснения очевидцев, а также протокол изъятия видеозаписи шествия 26 октября, осуществленной капитаном Александром Колесниковым, и копии самих видеозаписей. Не вдаваясь в юридические тонкости законности проводимой капитаном видеосъемки, отметим, что в протоколе об административном правонарушении в отношении Александра Стрыгина в графе «изъятые вещи и документы» записано, что ничего не изымалось, не указано ни одной фамилии свидетеля, хотя, согласно материалам дела, в день мероприятия 26 октября они присутствовали и даже запомнили, сколько по времени участники шествия стояли у памятника Чернышевскому.

Протокол об административном правонарушении составлен в отсутствие Александра Стрыгина. В деле имеется извещение о вызове моего подзащитного в отдел полиции для составления протокола. Указанное извещение было отправлено письмом, которое возвращено с почты за истечением срока хранения. Доказательств того, что Александр Стрыгин получил это письмо – нет. Как справедливо отметил мой коллега защитник Владимир Чарский, сотрудники полиции пытались действовать по примеру других органов, полномочных составлять протоколы об административных правонарушениях, которые извещают лицо для составления протокола под роспись, и в случае отсутствия подписи лица о том, что он извещен, при разбирательстве дела арбитражным судом лицо считается не извещенным. Но и это не все.

В извещении Александр Стрыгин приглашался для составления протокола на 31 октября 2013 года, а составлен протокол об административном правонарушении 3 декабря 2013-го. О том, что он приглашался в отдел полиции на 3 декабря, в деле сведений нет.

* * *

В сухом остатке получаем: протокол составлялся через полтора месяца после события правонарушения, без Александра Стрыгина, доказательств извещения моего подзащитного о составлении протокола на дату фактического составления в деле нет, имеется только возвращенное с почты письмо, да и то с извещением на другую дату; в деле нет ни одной надлежащим образом заверенной копии, равно как и подлинников документов, но даже и эти документы не содержат никаких сведений о вменяемом Александру Стрыгину правонарушении; из отдела полиции в суд никто не явился, а потому осталось не выясненным, кто, когда и при каких обстоятельствах делал ксерокопии представленных документов и, собственно, какие документы являются первоисточником указанных копий; господин Павел Грищенко, согласно ненадлежащим образом заверенной копии объяснения, обвиняет организаторов шествия в совершении действий, которые сам же с ними ранее согласовал; в протоколе об административном правонарушении Павел Грищенко как свидетель не указан, и вообще не указано ни одного свидетеля.

Все это является неразрешимыми сомнениями, которые, как известно, толкуются в пользу обвиняемого. И разрешить их мог майор Язиков как лицо, составившее протокол, поэтому о его вызове и допросе заявил первое же ходатайство Владимир Чарский, поддержанное Константином Рогалевым и мной. Однако суд посчитал иначе.

Видеозаписи суд не исследовал, ссылаясь на то, что лицо, составившее протокол, не обеспечило технические средства просмотра, что, кстати, является обязанностью суда.

Таким образом, суд положил в основу решения сам протокол об административном правонарушении и те самые листки с подписью «копия верна», которые принял как допустимые доказательства.

И вот от этого всего мне страшно. Теперь государственным органам достаточно швырнуть суду даже не писульку, а ее ксерокопию, подписав корявым почерком «копия верна», и этого будет достаточно, чтобы признать человека виновным. Им, этим самым органам, не надо даже являться в суд, который в деле Стрыгина фактически взял на себя функции обвинителя. В пятницу 13 декабря 2013 все мы, присутствовавшие в зале суда, приняли участие в самом настоящем инквизиционном процессе.

Владимир Чарский, выступая в суде, отметил, что если сегодня суд примет подобным образом представленные документы как доказательство в административном производстве, завтра это станет практикой и для уголовных дел. От этой фразы моего коллеги холодок пробежал по коже. И суд принял все, что отдел полиции посчитал нужным представить. Итог: Александр Стрыгин виновен в нарушении организации и проведения публичного мероприятия – ч.1 ст. 20.2 КоАП РФ, штраф – 10 000 рублей.

Последнее время работа юристов в российских судах все больше мне напоминает встречу Ивана Бездомного с Воландом на Патриарших прудах. Только наоборот: если поэт Иван Бездомный пытался убедить оппонента в том, что его, Воланда, нет, то юрист Владимир Чарский пытался убедить суд в том, что он, суд, на самом деле есть, а вот документов нет, поскольку таковые копии, с юридической точки зрения, документами не являются, и что подобное оформление материалов сотрудниками полиции есть просто неуважение к суду. Но, как и бедный поэт Бездомный, юрист Чарский не понял, с кем он на самом деле разговаривает: полагал, что с правосудием, а оказалось – с его тенью.

Не стоит думать, что призрак российского правосудия появляется исключительно в делах с политическим подтекстом. Этот призрак вовсе не так разборчив, как полагают иные граждане, но с каждым подобным делом становится все более всеядным.

Если это «прокатывает» в делах с «несогласными», которые, к слову сказать, далеко не молчаливые ребята, то почему не использовать с теми, кто вечно со всем согласен, с теми, кто «одобрямс»? Почему подобные схемы не использовать для отъема чужой собственности, штампуя любые дела, хоть административные, хоть уголовные? Или наоборот, почему не подсунуть суду непонятно откуда взятые документы, чтобы выгородить преступника? И если Фемида слепа, то телефонное правосудие и глухо, и немо. А еще беспомощно и потому очень жестоко. Мне страшно. А вам?