Владимир Солянов: поколение обреченных

Самым светлым впечатлением моей последней поездки в Саратов было посещение открытия выставки Владимира Солянова в Радищевском музее, на которой представлены работы разных периодов творчества этого удивительного художника, начиная с сороковых годов прошлого века и заканчивая полотнами, датированными сегодняшним днем. Разнообразие красок, жанров и форм, выражение потрясающей художественной смелости и внутренней независимости художника оставили не только сильное впечатление, но и понимание того, что красота, действительно, спасает мир. И что вклад человека ищущего и творящего в сбережение и сохранение этого хрупкого мира бывает порой ничуть не меньше, а может быть, даже и больше, чем тех, кто стремится к этому непосредственно.

Перед отъездом из Саратова я вновь посетила выставку, желая еще внимательнее вглядеться в эти полотна. Настоящий художник – не только художник, он и мыслитель, и философ, в какой-то степени и борец, и в любом случае он – творец гармонии, создатель музыки и поэзии языком изобразительного искусства… Вот о чем думалось мне, когда я проходила от картины к картине анфиладой из трех залов корпуса музея на Первомайской.

Напряженный поиск мировых смыслов, воплощение на холсте движения жизненных энергий, фейерверк красок, то разгорающийся пожаром, то переходящий в солнечную улыбку радости о красоте мира, переливающиеся гаммы разнообразных линий, то устремляющиеся ввысь, к торжеству света и цвета, то нисходящие в грусть и раздумье, в глубокое созерцание пространств, в попытки постижения макромиров… О демонстрации в залах музеев такого творчества в те годы, когда создавал основную часть своих работ Владимир Солянов, и помыслить было невозможно. Мы забыли уже о тех временах, когда залы музеев курировали партийные чиновники, и потому нам трудно сегодня оценить до конца жизненный подвиг таких художников.

Сложилось так, что уезжала я из Саратова в конце мая в сторону юга. Бескрайняя степь Калмыкии, увиденная мною на следующий день, показалась бы мне однообразной и унылой, если бы не это внимательное посещение выставки Владимира Солянова в день отъезда. Благодаря впечатлению от полотен Солянова степь заговорила со мной не только разнообразием оттенков неба над ровной линией горизонта, изысканностью красок разнотравья и степных цветов, но и мыслями об открытости человека космосу и вселенной, о понимании места человека на земле через эту малую полоску степи под обширным и объемлющим небосводом.

Работа Владимира Солянова «Пустыня», датированная 1970 годом и хранящаяся обычно в запасниках музея, не содержит, на первый взгляд, ничего, кроме изображения желтого песка чуть меньше, чем на одну треть полотна, линии горизонта и неба на все оставшееся пространство. Но стоит лишь задержаться взглядом на этой картине, всмотреться в переливы оттенков желтого и в особенности – белесого, синего и зеленого в изображении неба, как понимаешь, что на эту картину можно смотреть до бесконечности, подобно тому, как нескончаемо можно смотреть на пламя костра, на море, на блики солнца в журчащем ручье. Но изображена-то ведь – пустыня. Безжизненное пространство. Однако чуткий взгляд художника наполняет ее жизнью красок, движением светотеней. Не менее интересна более поздняя картина «Сумерки», датированная 2010 годом: всего лишь узенькая полоска зеленой земли, ровный горизонт и разнообразие оттенков сумеречного неба во все полотно. Всматриваясь в картину «Красная земля» 1981 года, пестрящую разнообразием бликов пламени и богатством оттенков голубого и синего над ними, картину «В ночь» 1987 года, где закатные тона переходят в ночные темно-синие в вышине и лишь узенькая полоска зеленого оставлена внизу изображению земли, – понимаешь, что видение горизонта заниженным, а неба всеобъемлющим – это глубокая созерцательная мысль, проходящая через все творчество художника.

В мои школьные годы нам объясняли, что абстрактная живопись – это мазня, и только строго реалистическое искусство имеет право на существование. Художники-абстракционисты в Москве устраивали выставки под открытым небом, потому что их не пускали в музеи. За подобные попытки быть увиденными их преследовал КГБ, выставки разгонялись, даже уничтожались с помощью бульдозеров.

Помню длиннющие очереди, которые отстаивали мы в морозные дни, чтобы попасть на выставку таких художников, когда им дали, наконец, возможность в середине 1970-х изредка выставляться в одном из павильонов на ВДНХ. Противостояние художников, настаивающих на поиске творчески осмысленных, а не партией предписанных форм выражения, было в те годы в области искусства подобно противостоянию инакомыслящих и диссидентов в области литературы и публицистики, проявлением гражданственности.

А о том, что удушающие все живое дельцы советских канонов в искусстве нагло нам лгали, убеждаешься лишний раз, посещая такие выставки, как выставка Владимира Солянова. Настоящий абстракционист не возьмется за эту сложную и очень ответственную форму, не пройдя сначала все стадии учебы точному рисунку, не набив руку писанием с натуры портрета, пейзажа, натюрморта. На удивление утонченны, отчетливы и живы у раннего Солянова портрет Веры Аржановой, сестры художника-друга, работы 1947 года, портрет бабушки Паши начала 1950-х, портрет школьницы 1954 года. В них уже видна рука большого мастера. Рассматривая натюрморты и пейзажи художника, то лаконичные и сдержанные, как «Разбитая чашка» работы 1975 года, то безудержно-пламенные, как «Сухари» начала 70-х, видишь и понимаешь, как необходимо художнику находиться в постоянном творческом и жизненном поиске, в состоянии неудовлетворенности постигнутым и достигнутым, потребности движения к новому, открытия сокровенного. Картину «Лимоны в стеклянной банке» 1964 года неискушенный зритель принял бы за красочную абстрактную импрессию, если бы не надпись, прочитав которую действительно видишь и прозрачный сосуд, и лимоны. В картине «Натюрморт с художественными принадлежностями» 1963 года, лишь вглядевшись, замечаешь бутыль с красками, остальное же пространство полотна – то чудо, которое можно сотворить с помощью красок. Рядом с разнообразными изображениями леса висит работа «Зеленое кружево» начала 70-х – это уже абстрактное воплощение того бесконечного разнообразия насыщенных жизнью праздничных цветов, зеленых с вкраплением синего и красного, которым одаривает глаз дикая природа. Особая тема у Солянова – изображение гор и как будто бы сопряженная с ней череда изображений отвлеченных понятий в картинах «Путь», «Прорыв», «Восхождение».

Тема сегодняшнего Солянова – это символизм геометрических фигур, загадочное открытие художника, до которого с непривычки не так-то просто дотянуться зрителю.

«Символизм – традиционен. С древних времен простые геометрические символы, изображаемые на стенах пещер, утвари, ритуальных сосудах носили глубокий сакральный смысл, отражая глубинную психическую потребность человека упорядочить свои представления об окружающем мире», – написал Владимир Солянов на листе бумаги буквально за несколько часов до открытия своей выставки. Он не стал произносить этих слов перед микрофоном, которым воспользовался только для того, чтобы поблагодарить музей. Листочек с этой непроизнесенной речью раздала в ксерокопиях дочка художника далеко не каждому из присутствующих. Однако же мне перепал такой листочек. И я могу поделиться этой авторской разгадкой геометрических абстракций Солянова:

«Диапазон символического охвата жизни широк: от быта до космоса, от трагедии до высокого проявления счастья. Характер переживания жизненных обстоятельств через связанный с ним эстетический опыт уникален и незаменим.

Абстрактно-геометрический символизм носит подчеркнуто символический характер, поскольку сами изобразительные элементы – не что иное, как простейшие архетипические знаки. Это наиболее адекватная лично для меня возможность отразить свое представление о структуре мироздания, которое, по моему разумению, геометрично, симметрично, ритмично, что и определяет его вечную динамическую и вибрирующую устойчивость. Это – возможность установить духовную связь с ним.

С первых шагов в искусстве я интуитивно искал в натуре несущую геометрическую конструкцию, позже – пытался максимально вывести ее в визуальный ряд, что проявлено в серии «Степи», «Пустыни», «Глиняные горшки». Решение новых задач делало художественный поиск для меня интересным и логичным. Об этом сказано в моей книге «Магеста».

Считаю положительным фактом, что, начав практически с нуля, мне удалось хоть в какой-то мере выйти на традиционные вехи искусства, открыть для себя ту его область, которая, может быть, и не исчерпывает все возможности изобразительного искусства, но, несомненно, расширяет их.

В целом геометрическая абстракция – это не одно из десятков модернистских течений, а непременная составляющая традиционной линии в искусстве».

Через два дня после написания этих слов и открытия выставки Владимиру Алексеевичу Солянову исполнилось 86 лет.

***

Он родился в Саратове в 1927 году. Поэт Александр Галич назвал рожденных в этот период молодых людей «поколением обреченных». Был обречен и Солянов подростком работать на военном авиационном заводе, где покидать во время бомбежек место у станков запрещали, и грузовики с трупами рабочих после бомбежки соседнего шарикоподшипникового завода, и разрывы бомб, наблюдаемые с крыши завода, куда посылали подростков на дежурство с щипцами в руках, и горящая нефть, стекающая в Волгу после бомбежки нефтебазы у 4-й больницы, были повседневностью отрочества начинающего художника. За поступление в художественное училище его, 14-летнего мальчика, хотели судить по законам военного времени: «ушел в самоволку». Будь ему годом-двумя побольше – и засудили бы. Через несколько недель после его поступления в училище завод был разбомблен.

Зимой учеников посылали рыть противотанковые окопы на окраину Саратова, нисколько не заботясь о том, чтобы голодных детей накормить. «Оттуда я один раз просто по забору полз, сил не было», – рассказывает об этом времени Солянов. Летом подростков посылали на лесоповал.

В училище Владимир Алексеевич попал на курс к Ивану Никитичу Щеглову, и это тоже – знаковая судьба: первый арест в 1933 году за «антисоветскую деятельность», второй – в 1951 году с осуждением на 10 лет по статье 58-10. Освобожден был этот утонченный пейзажист в конце 1954 года, срок отбывал в северных лагерях. Но сумел между двумя отсидками побыть педагогом в училище и передать ученикам чувство прекрасного и умение видеть. Это было не так-то просто. Например, любимым художником Ивана Щеглова был Поль Сезанн, но ученикам о нем он говорить не мог – запретная тема. Однажды показал им репродукцию Сислея – и схлопотал большие неприятности.

Запрещены были в училище имена Борисова-Мусатова, Павла Кузнецова, Петра Уткина. О художниках саратовской школы ученики саратовского художественного училища узнавали окольными путями. Было в сленге сталинских кураторов искусства такое ругательное словечко: формализм. Под него сгребали для уничтожения все живое и неординарное в искусстве. Дипломный курс у Солянова вел талантливый и легендарный художник Кисимов. Его вскоре уволили – «за формализм».

После двух лет работы художником-декоратором в саратовском оперном театре Владимир Солянов поступал в харьковский институт, где его не приняли «за формализм». Затем и в Риге не приняли. В конце концов высшее образование он получил в Тарту, окончив там в 1955 году филиал Таллинского художественного института.

Когда в 1960 году Владимир Солянов вернулся в Саратов, его не приняли в Союз художников, не посмотрев и на то, что он был уже в таковом в Коми АССР, где работал после института четыре года. А свободным художником в Советском Союзе быть запрещалось: либо – член творческого союза, либо – ходи на работу. Многие забыли уже, а молодежь и не знает, что тех, кто не работал официально, в СССР сажали в тюрьму «за тунеядство».

Местом работы Владимира Солянова на долгие год стал Радищевский музей, где вплоть до 1990 года он был реставратором, причем с 1971 года – заведующим реставрационной мастерской. Однако и в музей его приняли не сразу. Директор музея Завьялова, посмотрев на таллинский диплом, сказала Солянову: «Ты – знакомый Гущина, ты окончил иностранный институт. Сейчас против Гущина идет война Союза художников. Вот закончится – приходи, тогда приму». И действительно, приняла, как только страсти утихли. Все свои картины Владимир Солянов писал в свободное от работы реставратором время, без малейшей надежды быть увиденным, попасть хоть одной работой на выставку.

Знакомство с художником Николаем Гущиным объединило людей разных возрастов и разных творческих биографий в спонтанно образовавшийся круг очень не похожих друг на друга художников, общим у которых было бесстрашие общаться с Гущиным (за это можно было лишиться работы, учебы), неумение подстраиваться под удушающие официальные каноны, внутренняя независимость и мужество широко творить, повинуясь голосу совести, не изменяя чуткости творца.

Это сейчас в музеях и учебных заведениях Саратова периодически можно видеть работы Виктора Чудина, Михаила Аржанова, Владимира Солянова, Вячеслава Лопатина, а тогда, в те застойные годы, эти художники работали без надежды увидеть свои работы выставленными, быть оцененными и признанными.

Первая выставка Владимира Солянова расположилась в зале Радищевского музея только в 1974 году, когда художнику было уже 47 лет, однако… никто ее видел. Начальство держало выставку под замком, не пуская на нее и собственных сотрудников.

Признание, выставки, звания и награды – все это пришло потом. Но нельзя сегодня забывать и не ценить, что создавать такое глубокое и светлое художественное богатство в условиях того режима можно было только с большой и сильной душой, с открытым сердцем, с верой и любовью неугасающими.

За что и спасибо Владимиру Солянову, не оставляющему и в преклонные годы кисть и мольберт художника искреннего, сильного и неповторимого.

(В изложении биографии использованы материалы книги «Диалог с художником», 2013, Радищевский музей)

Р.S. Выставка Владимира Солянова будет открыта в музее по адресу: ул. Первомайская, 75, до 23 июня. 20 июня в 17.00 на выставке состоится круглый стол с обсуждением творчества художника.