Трудовая книжка
Первая моя работа, в действительной трудовой никак не обозначенная, была, так скажем, трудом на благо демократии. Я с еще двумя однокурсниками собирала подписи за некую парторганизацию. К слову сказать, студенты начала «нулевых» были товарищами аполитичными. То есть нас мало занимал вопрос, что за люди эти самые кандидаты, которым так хочется, чтобы за них дружным строем проголосовало все население Глебучева оврага. Равно как и сопредельных оврагов: Крестьянского, Мясницкого и Кооперативного. Да-да, был в тех краях Кооперативный овраг.
Населению было тоже мало разницы, что им готовит очередная избирательная кампания. Несколько раз нас посылали, причем отнюдь не в избирательный участок и не на баррикады. Один раз пообещали спустить собак. Один раз накормили плюшками. И один раз пожилой абориген сообщил, что поставит подпись за кого угодно, если ему дадут опохмелиться. Денег на лечение будущего потенциального избирателя от похмельного синдрома в партийной кассе не предусматривалось.
Далее трудовая биография голодного, но неутомимого студента пошла по совершенно загадочной траектории, никак не связанной с будущей профессией. Вскоре после блуждания по Глебучеву оврагу я стала… сторожем.
Стеречь пришлось офисное здание, где бурным ходом шел ремонт. Владельцы недвижимости боялись, что ночью незваные гости похитят у них бетономешалку или урвут фрагмент достигающей второго этажа песочной кучи в будущем холле. Я ночевала среди кирпичей и штукатурки на старой раскладушке и два раза за ночь обходила все помещения, вооружившись ломом. Последнее – не по приказу начальства, а просто для собственного спокойствия. Начальству было бы спокойнее, если бы я вообще не спала. В один из своих визитов на объект оно даже пригрозило отобрать у меня стул, на котором я сидела вечером. Раскладушки оно просто не заметило, на мое счастье.
После этого случая я решила, что уж если браться сторожить, то что-нибудь более комфортное. И следующие полгода успешно сторожила обитель некой партии. Не буду тревожить сон этой организации, скажу только, что она здравствует и поныне, а на гербе ее нет никаких медведей.
Партия составила со мной договор. Прежние работодатели довольствовались устной договоренностью о том, что я честно соберу подписи и не буду покушаться на их бетономешалку. Согласно договору, я ночевала в партийном офисе на диване под пледом. Спать там было и можно, и нужно. Железную дверь в офис можно было вынести только танком, а решетки на окнах и скудная обстановка внутри исключали всякую возможность кражи со взломом. Сторожить прибежище будущих слуг народа требовалось от внутренних опасностей, вроде утечки газа из старой печки или пожара от заискрившей проводки, помнившей еще Временное правительство. Пожара не случилось. Утечка газа была ликвидирована куском пластилина, нацепленным в район газового крана. А приятным бонусом для студента последнего курса оказалась возможность распечатать дипломную работу на казенном принтере. Словом, мы расстались друзьями.
Первая работа, отметившаяся в трудовой книжке, была уже гораздо ближе к полученному диплому. В библиотекари университетской библиотеки вообще не брали без высшего. За три года я успела запомнить почти дословно расстановку книг в хранении и на спор с завязанными глазами снимала с полки любой нужный том. Попутно невзлюбила студенческую братию за шум, отсутствие воспитания и неуважение к печатному слову. Студенты, впрочем, платили нам тем же.
В анналы библиотечных баек прочно и навсегда вошли многочисленные перлы из запросов, с которыми являлись к нам будущие историки, филологи и юристы. Что ни день, от нас хотели: второй том «Мертвых душ», «Переписку Грозного с Крупской», «Старуху Баскервиль», «Портрет добермана Грея», историю СССР в Средние века и просто «ту, зелененькую, где про древний Рим». Одна аспирантка грозила уволить нас всем составом за то, что мы упорно не выдаем ей книгу, с которой она работала в прошлом году. Дама упорно отказывалась опознавать том, вышедший из переплетного цеха в обложке другого цвета.
Рабочий день начинался с подключения в сеть старого электрического самовара, который закипал ровно в обеденный перерыв, и призывного «куку!» в недра шахты лифта для перевозки книг. Лифт приползал с лязгом и грохотом, как товарный поезд. Иногда он ломался, и тогда книги из книгохранилища носили по узкой кривой лесенке, напоминавшей путь в застенки не то инквизиции, не то гестапо. Зарешеченные окошки, из которых лился слабый свет, только усиливали впечатление. Впрочем, лифт для книг считался роскошью в нашей работе. В детской библиотеке, куда меня тоже впоследствии заносило, его роль исполняло простое ведро на веревочке, опускаемое в проделанное в полу отверстие.
Из библиотекарей я попала, наконец, в газету, хотя и не журналистом. Роль моя в маленьком, но гордом саратовском издании значилась по трудовой книжке как «оператор компьютерного набора». Я набивала в компьютер статьи, написанные от руки всевозможными внештатниками, которые даже к пишущей машинке подходили с опасением. Их творческая мысль рождала словесные конструкции вроде «на сцене очага культуры» или «требуется проверить, совпадают ли анализы воды из реки с анализами членов санитарной комиссии». Все эти словеса выправляла тоже я, окончательный лоск наводил выпускающий редактор, патриарх издательского дела, пугавший корректоров историями про то, как во время оно был не то уволен, не то посажен работник типографии, осмелившийся пропустить букву Л в слове «Главнокомандующий».
Далее трудовая биография выписала совсем уже немыслимую кривую. Я попала на госслужбу, превратившись в самого непопулярного в народе персонажа – чиновника. Правда, настолько мелкого, что мало чем отличалась от офисного работника. Разве тем, что мой рабочий день длился строго по ТК РФ, 8 часов. Открою тайну: всеми проклинаемая бюрократия бьет по самим бюрократам ничуть не меньше, чем по всем остальным.
Приказ об экономии бумаги и переходе по возможности на электронный документооборот на бумаге и печатался, на все отделы по экземпляру. Всякий день приносит свои сюрпризы: то со склада придут пятый раз инвентаризацию проводить. То кто-то засунет нос в дверную щель и доверительно доложит: у нас пожарная комиссия, прячьте срочно свой чайник. И ведь две недели прятали, пока не сообразили, что он никому, кроме нас, не нужен.
Думаете, «социализм – это учет»? Никак нет, вся госслужба – сплошной учет всего и вся. Самые закоренелые бюрократы сидят на складе. Они там всех губернаторов пересидят. Каждый стул, каждый стол будет подписан, пронумерован и посчитан. Степлеры и авторучки – расходные материалы, а вот дырокол – подотчетный. Собрался увольняться – сдай его под роспись, а то вдруг присвоишь казенное имущество, воспользуешься, так сказать, служебным положением в личных целях. Так и жили, пока ощущение полной потери связи с реальностью не пересилило все связанные с работой бонусы.
Есть у меня друг, тоже бывший госслужащий. Он после 15 лет успешной работы, причем на начальственной должности, уволился и занялся ремонтом квартир. Заработок, по его признанию, больше, и удовольствие от дела своих рук – обязательная часть трудового процесса.
Так что правильно: о работе и о семейной жизни анекдотов почти поровну. Удачно выбранная профессия – это как удачный семейный союз. Так что любите, граждане, дело, которым занимаетесь. А нет любви – подавайте на развод. Здоровые нервы на пенсии тоже пригодятся. Лично я своей нынешней работой вполне довольна. Во всяком случае, ни от кого не надо прятать чайник.
