Посиди, подумай о высоком

От автора: сокращенная версия этого фельетона была опубликована в газете «Московские новости» осенью прошлого года, когда проект закона об оскорблении религиозных чувств поступил на рассмотрение Госдумы. И вот на днях законопроект принят в первом чтении. Есть смысл предъявить читателю полный вариант этого текста – не дожидаясь, пока закон будет принят в третьем чтении и подписан президентом, а в УК появится новая статья...

Когда Швейк вошел в камеру, он обнаружил там общество из семи человек и стал расспрашивать новых соседей, за что их посадили. От троих он получил один ответ: «243, пункт 1». Четвертый, кудрявый брюнет во фраке, молча кивнул, присоединяясь. Пятый – господинчик с роскошными, в пол-лица, черными усами – сидел, обхватив голову руками, и ни на что не реагировал. Зато шестой из постояльцев камеры, блондин в белом помятом пиджаке поверх косоворотки, попросил у новичка сигарету и ответил пространно:

– За то самое, друг мой, за то же самое. Всего две буквы меня подвели. И Малинин Саша, звезда эстрады, не помог мне ничуть.

– Две буквы? – удивился Швейк. – И при чем тут Малинин?

– Все дело в моей строчке, – закручинился блондин. – Певец, он, не будь дурак, как чувствовал! Вовремя переделал фразу по-своему: «Стыдно мне, что я в Бога не верил». Ну и все привыкли, думали, что и у меня так. А вчера, сразу после того, как приняли поправку в УК, один умник полез ко мне в собрание сочинений и увидел, что там наоборот: «Стыдно мне, что я в Бога верил». Без «не». Разница – две буковки. По нынешним временам это статья. Прицепились: все верят, а ты, значит, веры устыдился? Значит, по-твоему, вера – что-то нехорошее? Бац – и припаяли оскорбление религиозных чувств. Стихи под запрет, меня на нары. И Эдуарда вон, с Сан Санычем, тоже за стихи замели. Одного за поэму «Двенадцать», другого за «Смерть пионерки»... Эй, братцы, не жмитесь, расскажите человеку, пусть он тоже послушает.

Сан Саныч – господин в длиннополом пальто – привстал, поклонился и прочел с печальной улыбкой:

«Что нынче невеселый,
Товарищ поп?
Помнишь, как бывало
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?..»

«Не противься, Валенька,
Он тебя не съест:
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест», –

подхватил со своего места приземистый крепыш в черной кожаной куртке, оказавшийся Эдуардом. И, злобно хмыкнув, добавил:

– Вот и повязали нас обоих. Его – за слово «брюхо» и за неуставное слово «товарищ» вместо «батюшка» или «святой отец», а это теперь прямое оскорбление служителя религиозного культа. Кстати, и Александра Сергеевича, классика нашего (брюнет во фраке поклонился с болезненной улыбкой), взяли за то же самое – «Сказку о попе и работнике его Балде». Да еще отягчающее обстоятельство нашли, в выражении «поп – толоконный лоб».

– Толокно – это овсяная мука, – кротко заметил брюнет.

– Ага, мука, как же! Для них это кощунственный намек на ту дамочку из группы «Pussy Riot»... А меня, что обидно, вообще ведь ни за что сцапали, скажи, Серега? У меня в стихах ведь было это самое «не» в нужном месте. Но ни черта не помогло. Мне следователь говорит: вы, дескать, написали, что «маленький не съест». А большой крест, выходит, мог бы Валеньку и сожрать? Выходит, по-вашему, крест – это хищник? или зомби? или людоед? Ну, и в камеру меня, чтоб я стихами не обижал святыни.

– А нам с Женей сразу два эпизода вменяют, – жизнерадостно подхватил щуплый очкарик, – и поругание православных чувств, и оскорбление католических. Папский нунций, пользуясь моментом, тоже накатал телегу в органы. В наших романах не только отец Федор безобразничает, но и два ксендза в неподобающем виде.

– И на меня тоже нунций настучал, – признался своим новым знакомым Швейк. – Донес, что я подменил фельдкурату Кацу Библию на «Декамерон» с целью разжигания антирелигиозных чувств.

– На самом деле вам повезло, коллега, – сказал Швейку тот, кого очкарик назвал Женей. – Католики – это очень перспективный вариант. Наши адвокаты уже бумагу составили, чтобы нас с Ильей как соавторов экстрадировали в Ватикан. И вы проситесь туда же, там статья мягче, могут и вообще условно. Говорят, адвокаты Пелевина таким же вот манером перевели стрелки на буддизм и добились перевода Вити в Тибет. А там панчен-ламу можно даже действием оскорбить – штраф пятьсот юаней или максимум три дня общественных работ.

Усатый господин выпустил из рук свою голову и убито сказал:

– А мне все три года светит. За три слова по-немецки. Следователь сказал, что я такой матерый преступник, что тремя словами сумел оскорбить сразу все на свете религиозные конфессии.

– И как вам удалось такое? – полюбопытствовал Швейк.

– Я написал: Gott ist tot. Бог умер. Следователь спрашивает: чем докажете? Если не приведете доказательства, то это клевета на высшее существо – что тоже подпадает под статью 243...

– А по-моему, доказательство есть и очень простое, – подумав, сказал щуплый Илья. – Раз Госдума все еще цела, не провалилась в тартарары и в нее, например, не попал метеорит, то, выходит, герр Ницше действительно прав. Будь Он жив, первым делом он покарал бы не нас с вами, а тех депутатов, которые выдумали всю эту абсолютно невозможную сумасшедшую хрень.