Стокгольмский синдром

Оценить
Меня просили не искать врагов. Я не искал, не видел, не нашёл. Врагов не было, ни в комиссии, ни среди наблюдателей. Они все заложники – слабые, безвольные, сдавшиеся на милость вышестоящего руководства.

Возвращаясь домой около двух часов ночи, я неожиданно понял, почему так долго называл себя аполитичным и всячески дистанцировался от активного участия в политической жизни страны. Видимо, интуитивно я всегда понимал, что политика – это очень грязно, а российская политика просто гнилая. Усталость, разочарование и непонимание, как с этим бороться… Но обо всем по порядку.

В 7:30 я пришёл на свой участок, куда был направлен членом с правом совещательного голоса от Прохорова. Школа № 8 (Радищева, 18). Как оказалось, в ней учатся только младшие классы, и по своему оформлению она напоминает детский сад: мультяшки, цветочки, радуги. Само здание оказалось один в один как моя первая школа в селе Иловатка в Волгоградской области, где я учился 6 лет, поэтому чувствовал себя там очень уютно. Так всё и начиналось: мило, уютно, почти по-домашнему. Меня встретили с улыбкой, проверили документы, записали, посадили. Место было выбрано неплохо, ровно напротив стола секретаря и председателя, слева выход, справа, чуть подальше, урны и кабинки. На участке стояло чудо техники под названием КОИБ (Комплекс обработки избирательных бюллетеней). Это было хорошо по двум причинам: намного усложнялась процедура вброса, и подсчёт голосов происходил автоматически.

Все процедуры до начала прошли быстро и без вопросов cо стороны наблюдателей. Кстати, о наблюдателях. Быть может, на моём участке был самый «странный» наблюдательский состав: два представителя Прохорова, два представителя Путина, двое ребят, которые так и не сказали, от кого они (мне показалось, от Жириновского), и представитель общественности. Путинцы «пропадали» в телефонах и айПадах, представитель общественности читала газету, условные «жириновцы» ходили курить, рылись в телефоне, сидели дальше всех. К концу дня осталось два представителя Прохорова и один путинец, парень очень хотел уйти и весь день общался с друзьями, которые где-то зависали, но он честно сказал, что ему нужно забрать протокол, больше ничего. Ни коммунистов, ни эсеров не было.

Ну что ж, 8 часов, участок открылся, работа началась.

Тихо, спокойно. К открытию участка приходят активно настроенные пенсионеры, голосуют члены комиссии и наблюдатели. К 9:00 проголосовало человек двадцать.

9:30. За полчаса до первого обхода квартир председатель спрашивает: «Кто из наблюдателей пойдёт с членами комиссии?». Пошёл мой коллега по штабу Прохорова и девушка из штаба Путина.

С 9:30 начинается странная активность избирателей, не проживающих в окрестностях избирательного участка, а голосующих по открепительным удостоверениям. Заходят группы по 2-3 человека, не спрашивая, где и как им проголосовать по открепительным удостоверениям, сразу направляются к секретарю, которая сидит за соответствующими списками. Вскоре групп по двое-трое стало много, они начали толпиться и создавать очередь. Пора действовать! Я взял камеру и в одном пиджаке ломанулся на улицу. Спускаясь по лестнице, услышал часть разговора девушки, уходившей с участка; она сказала: «…да, это школа, не знаю номер, во дворах между Соборной и Радищева…». Я решил, что она уже в коридоре, поэтому вышел туда, там были только буфетчица и сотрудник полиции, значит, девушка осталась под лестницей и немного времени у меня есть. Я выбежал на улицу. Минус в том, что школа в глубине дворов и прямого подъезда к ней нет. Было несколько вариантов, где мог находиться автобус или другое транспортное средство. Я побежал к Соборной – ничего подозрительного. Когда возвращался, увидел девушку и женщину, вышедших из школы и говоривших по телефону, они шли быстро, я тоже ускорился. Они были на значительном расстоянии от меня. Нырнули в арку и оказались на ул. Радищева, я проследовал за ними, но они очень быстро растворились. Особых примет не было: тёмная зимняя одежда, светлые головные уборы.

Пулей вернулся на участок, очередь голосующих по открепительным удостоверениям всё ещё стояла. Звоню на горячую линию, составляю первую жалобу. Начинаю снимать очередь. Председатель, получив жалобу, позвала полицейского и вышла с ним в коридор. В этот момент в помещение для голосования зашёл корреспондент «Голоса», подошёл ко мне, спросил, что случилось? Сказал, что только что слышал, как председатель говорит полицейскому, что кого-то нужно удалить по причине того, что он незаконно проводит съемку. Подумалось, что это обо мне. Так и есть. Поднявшись, полицейский спросил, на основании чего я провожу съёмку. Все документы были в норме и оказались подписаны секретарём.

Тут в зал для голосования ввалилась толпа около 20 человек. Я только приготовил камеру для съёмки, как ко мне подскочили председатель с ещё одним членом УИК и сказали, чтоб я прошёл с ними. На вопрос, куда и зачем, ответили, что это касается моей жалобы. В жалобе озвучивалось подозрение на «карусель». Меня вывели на улицу и попросили показать, на каком транспортном средстве избиратели массово доставляются на участок. Мы вступили в небольшую перепалку. Я сказал, что группы могут ходить пешком, так как это центр города и все участки рядом. Мне сказали, чтобы я не говорил ерунды, но жалобу приняли. Когда я поднялся, толпа уже рассосалась, удалось лишь заснять её остатки. В толпе – студенты и люди, внешне похожие на бюджетников. Ни пожилых людей, ни 25-30-летних. Всё это закончилось около 11-ти часов, после чего началось затишье, голосовали жители окрестных домов.

Со мной больше не любезничали, просили, чтоб я не шатался по участку, настаивали, чтобы я показал, что отснял, проводили разъяснительные беседы из разряда «Зачем вы нагнетаете; кому до этого есть дело?». Не знаю, по мою ли душу или так совпало, но на участке появилась сотрудница ТИК; она тоже со мной побеседовала, объяснила, что от жалоб толка нет, так как их, скорее всего, даже рассматривать не будут: «Ну, представьте, если мы все жалобы рассматривать будем, мы и до 6 утра не разойдёмся…». Подчёркивали, что они не первый раз работают в избирательных комиссиях, и я не должен их учить и указывать на какие-либо ошибки.

Председатель УИК, проконсультировавшись с представителем ТИК, решила дать ответ на мою жалобу. Во второй части ответа говорилось, что избиратели имеют право голосовать по ОУ на любом участке РФ – о’кей, нет претензий. В части первой был дан ответ, что массовая доставка людей на участок невозможна, но не потому, что это противоречит закону, а потому, что «подъездные пути к школе затруднены в связи с обильным снегопадом».

Дальше!

Всего было четыре выхода на квартиры. Два раза ходил мой напарник, один раз я и один раз «ребята из ЛДПР». За наши 3 похода проголосовало 27 человек, в общей сложности – 69. То есть за один выход на дому проголосовало более 40 человек. На 14:00 было подано 13 заявлений и ещё 20 заявок, откуда же взялись все остальные, мне объяснить отказались. Аргументы снова порадовали: «Что же вы придираетесь, если нас не уважаете, то стариков хотя бы в покое оставьте!».

Забыл сказать, что на участке дважды отключали свет! КОИБ не были подключены к автономному питанию и естественно выключались.

В 18 часов заканчиваются бюллетени. На тот момент избирателей было значительно меньше, чем заявленное количество бюллетеней. Около 20 человек ждали полчаса, чтобы проголосовать! Многие разворачивались и уходили. Голосование возобновилось. И это был последний всплеск активности.

Что же дальше? У меня разрядилась камера, я пошёл в класс, где оставил верхнюю одежду, и поставил батарейку на зарядку. Выходя из класса, бросил взгляд на членов комиссии. Одна из них – Васильева Галина Николаевна – производила какие-то действия со списком избирателей, хотя никого перед ней не было. Заметив, что я на неё смотрю, прекратила писать и закрыла книгу. Я сел на своё место и сделал вид, что роюсь в бумагах, а сам поглядывал в сторону члена УИК. Она, убедившись, что я занят чем-то посторонним, открыла книгу и продолжила писать. У неё была зеленая линейка, которую она прикладывала к списку (видимо, чтобы не потерять строчку), и вписывала какие-то данные. Я тихо поднялся и, пока меня не видят, подошёл и встал неподалеку, в 5-6 метрах от стола. Разглядел небольшой листок неустановленного образца – блокнотный квадратный лист с цифрами и буквами (очевидно, паспортные данные). Её окликнул один из членов комиссии и кивнул в мою сторону. Васильева смутилась, немного испугалась и снова закрыла книгу. На мой вопрос о том, что именно она делает, сказала, что все вопросы к секретарю и председателю. Они, подлетев, попыталась мне объяснить, что это связанно с голосованием вне участка, обычная процедура. Я попросил показать, какие данные вносились в книгу, мне отказали. Я позвонил на горячую линию и рассказал о ситуации. Обещали помочь, но не перезвонили, оставался час до закрытия участка, градус накалялся. Из штаба Прохорова помощи тоже не было, хотя обещали прислать юриста.

Камера разрядилась, телефон сел. Другие наблюдатели помогали неактивно. Да и осталось нас немного: двое от Прохорова, один от Путина. Единственное, что я мог сделать, – это написать жалобу и встать напротив махинатора. Она не посмела ничего писать, нервничала, понимала, что не может ничего сделать. Ушла, закрыв книгу и спрятав в руке тот самый листок, переговорила о чём-то с председателем, та сразу же позвала меня, сказала, что что-то не так с моей жалобой. Я попросил своего напарника присмотреть за Васильевой. Председатель сказала, что жалоба «куда-то» делась, и вежливо уточнила, не забрал ли я её. В ту же секунду она нашлась под папкой. В этот момент Васильева уже уходила, «незаметно» сминая ту самую бумажку. Я подсказал второму наблюдателю, чтоб он пошёл за ней, но он стушевался и не проследил до конца. Думаю, волшебная бумажечка была смыта в канализационное пространство, как и совесть госпожи Васильевой.

После 18:30 мне не назвали ни одной цифры. Всё уже было ясно.

В 20:00 я подошёл к председателю и спросил, не стоит ли объявить о том, что участок закрыт. Она согласилась, встала и сказала: «Участок № 3 закрыт». Села и продолжила копаться в бумагах, подводя цифры. Прошло 10 минут. Процедуры, которые должны были последовать, даже и не начинались. Я сделал замечание председателю. Она заметно нервничала, осознавая, что действует в обход закона. Сказала, уже на повышенных тонах, чтоб я не вмешивался в работу комиссии: мол, всё, что сейчас происходит, отражено в инструкции. Я попросил указать на норму или статью закона, описывающие то, что происходит. Мне в очередной раз отказали. Я пошёл писать жалобу, пришёл с ней к председателю, и тут она сорвалась. Сказала, что ничего больше не подпишет, что я вышел за все рамки, спросила, почему я не могу «вести себя так же, как остальные наблюдатели, тихо и спокойно». Сообщила, что сейчас меня удалят с участка. Я попросил озвучить причину удаления. Оказалось, что меня не за что удалять, я действую в рамках закона. «Пусть тебя просто уберут с участка, я лучше за это буду отвечать, чем ты будешь нам тут мешать!» – это уже был крик. И всё закончилось призывом быть человеком и войти в их положение.

И ещё 2 часа они подбивали списки, сводили цифры, я уже взял камеру и снимал, как комиссия делает то, что в это время делать не должна. Они выбрали, пожалуй, лучшую тактику против меня – тотальное игнорирование. Когда я просил пояснить, что сейчас происходит, меня посылали к… председателю, та просила секретаря сказать мне что-то. Секретарь пыталась со мной шутить и обещала накормить конфетами, лишь бы я не был таким злым. Мне говорили о каких-то процедурах (но не показывали, что они где-то прописаны), объясняя, что это инструкции ЦИК и наблюдателей не обязаны в них посвящать. Горячая линия давала сбой, мне не отвечали.

Я больше 14 часов был на ногах. Внимание рассеивалось. Уже складывалось ощущение, что нас берут измором. Мне запретили заряжать батарейки, объяснив, что снова может отключиться свет и произойдёт сбой в КОИБах, – это было уже смешно.

Ближе к 12 комиссия попыталась погасить неиспользованные бюллетени. В итоге процедуру повторяли три раза, три раза меняя цифры в Увеличенной форме протокола. Написал жалобу, её снова отказались подписывать, в ответ обещали написать жалобу на меня и всех наблюдателей, поскольку мы виноваты в том, что комиссия совершила ошибку при пересчёте. Никто, естественно, ничего не написал.

Как только все цифры стали сходиться, все члены комиссии, включая раздражённого председателя, стали вежливыми и доброжелательными, шутили, говорили, какой я молодец, что не даю им расслабиться, обещали, что я далеко пойду, и если в партии Прохорова будут такие, как я, то она подвинет ЕдРо. Они добились, чего хотели! И их «позитивное» настроение было плевком в мою сторону. У меня ничего сделать не получилось. КОИБ огласил результаты: Путин – 401, Прохоров – 106, Зюганов – 82, Миронов – 37, Жириновский – 34.

Что же дальше!? Протокол!

Основные цифры протокола дает КОИБ и автоматически делает копии. Напомню, я написал 5 жалоб, 2 из которых официально приняли. При заполнении протокола председатель цинично в графе «количество нарушений» поставила «ноль». Я сделал замечание, напомнив, что было официально принято 2 жалобы. К этому она оказалась готова и сходу ответила, что жалобы направлены в ТИК, поэтому их не нужно отмечать на участке, но они будут рассмотрены комиссией ТИК – все поржали про себя! Второй плевок – это был разгром!

Я забрал копию протокола, собрал вещи и молча ушёл.

Уставший, разочарованный и не понимающий, как с этим можно бороться. Бороться с учителями и работниками ЖКХ, которые не знают правил, но понимают приказы, бороться с узаконенным беззаконием и «обильными снегопадами», со щитом из пенсионеров, голосующих на дому, и с хамством, которое пробуждено страхом.

Меня просили не искать врагов. Я не искал, не видел, не нашёл. Врагов не было, ни в комиссии, ни среди наблюдателей. Они все заложники – слабые, безвольные, сдавшиеся на милость вышестоящего руководства. Но все они больны Стокгольмским синдромом и питают самые нежные чувства к своему «захватчику», поэтому в мою протянутую руку помощи они плюют дважды, чтоб не оставалось сомнений. Они победили, но сделали это грязно, прикрывшись пенсионерами, бюджетниками и студентами!

Заложники на УИК № 3 в Саратове:

Сластунина Людмила Михайловна – председатель,

Дементьева Ольга Николаевна – секретарь,

Васильева Галина Николаевна,

Алексеева Кристина Владимировна.

(Данный материал вошел в книгу «Президента не выбирают: Свидетельства очевидцев выборного процесса» – прим. ИА «Свободные новости»)