5 марта 1953 года. Личное

Плакали мать и бабушка. Бабушка в кровати, над которой кнопками был прикреплен его цветной портрет из «Огонька». Мать на кухне у плиты (тогда еще дровяной), где, как и в каждом доме, висела большая черная лепёшка фибрового радио, откуда доносился голос Левитана.

Когда пришел отец, то едва ли не насвистывал и что-то такое сказал матери, что слезы у нее высохли.

Тогда стала кричать со своего одра бабушка: «Гриша! В НКВД пойду, заявлю!»

То был старый спор старой большевички, исключенной из партии, лишившейся двух сыновей, и почему-то очень трезвого отпрыска вятских крестьян, который на дух не переносил того, по которому в черной лепешке играла траурная музыка.

Ворвался старший брат – занятия в школе отменили и они с ребятами собрались в Москву, хотя бы и на крыше, но успеть к похоронам его…

О чем говорил с ним отец, не знаю, но брат никуда не поехал.

Я, зная, конечно, имя его, никак к событию не отнёсся.

Встреча с ним, притом двойная, предстояла мне через год.

Во-первых, как-то на уроке я книжную закладку (а тогда, надо сказать, в моде были разнообразные бумажные закладки для книг, мы даже их копили и обменивались, как конфетными фантиками), закладку, на которой была изображена сова, пристроил аккурат по размеру на портрет Сталина в книге «Родная речь».

Моя первая учительница, Лидия Григорьевна Романова, носившая у горла на кружевных воротничках старинные камеи и писавшая каллиграфическим почерком, потому что окончила классическую царскую гимназию, именно в момент совмещения лика совы с его портретомв учебнике нависла надо мной и схватила, как она это умела и, думаю, любила делать, ледяными, сухими, в мелу, пальцами за ухо…

Без последствий, без последствий…

Вторая же акция была коллективной и могла иметь нехорошие последствия. В пионерской комнате стояли два гипсовых, крашенных коричневым бюста – Ленина и Сталина. Убей Бог, не помню, чего это мы там разыгрались, но задели фанерный, забранный красным сатином, постамент именно Сталина. До XX съезда было еще далеко, а от носа вождя откололся приличный кусок, обнажив белую гипсовую сущность. Бюст, дико озираясь, мы водрузили на место и замерли. Было тихо.

…Читая много лет спустя не вошедшую в основной текст романа «12 стульев» главу о прошлом Воробьянинова, я наткнулся на сцену разбития гимназистами мраморного бюста Александра Первого…

Боже, как все повторяется на Руси! Разве что вместо мрамора гипс. Из какого материала будут изготовлять бюсты новых кумиров?..