«Никогда так не было, и вдруг опять началось!»

«Камень, который отвергли строители,
тот самый сделался главою угла.
Воистину, что было, то и будет,
и что делалось, то и будет делаться.
И нет ничего нового под солнцем».
Евангелие от Матфея, гл. 21,Стих 42.

Вот и появилась главная новость в противостоянии Гос. Ду…ы и тех, кто не потерял совесть в просторах нашей необъятной Родины, где как хозяин человек проходит ну очень редко, но зато по-хозяйски распоряжаются судьбами «человеков» защитники их прав. Павел Астахов начал главное бодание, ради чего всё, похоже, и затевалось. Он дискутирует с министерством финансов, как должно называться ведомство, которому определять, какие меры, прежде всего финансовые, надо разработать, чтобы побудить россиян к усыновлению сирот и поощрить их рвение в исполнении своего христианского долга. И как не отбивается несчастное министерство финансов, и так погребенное популистскими обещаниями нынешних думцев и вожака их стаи, очевидно, что силы не равны. С одной стороны, объединенные думское и православное воинства, с победой идущие с рати, защитив российских детей от сомнительных иноземных протестантов (даже конфессия у «мерикосов» какая-то сомнительная, негоже истинному христианину против власти протестовать и за свободу бороться, добровольное рабство – святой удел православных), с другой – всего лишь вонючие деньги, насквозь пропахшие нефтью.

Чтобы каждому стало понятно, что будет дальше, расскажу быль. Бабушка одной из моих любимых жен в годы войны была угнана в Германию, где, как известно, в то время у власти были социально симметричные коммунистам национал-социалисты. Однако немцы, всерьез покаявшись за их преступления в мировом масштабе, приняли в начале нулевых искупительное решение – выплатить из своего федерального бюджета каждому угнанному против воли россиянину компенсацию за отработанное в неволе время пропорционально этому затраченному времени. Вроде как запоздавшая на полвека компенсация за недополученную зарплату. Было это в те времена, когда наше родное правительство, которому никогда каяться не в чем и не за что, заморозило у наших ветеранов даже «гробовые сбережения» на сберкнижках.

Об этом своем непростом финансовом решении, значительном даже для вполне успешного германского бюджета, правительство Германии и известило заказным письмом жившую еще тогда бабушку. Присовокупив при этом, что, по их данным (аккуратные черти эти немцы, у них архивы даже после проигранной войны не горят), поименованная бабушка отработала «на их погану нацистску Германщину» столько-то дней, и ей, с низким поклоном за опоздание и покаянием за «их поганы нацистски дела», причитается такая-то компенсация зарплаты. Составляет эта компенсация немногим больше двух с половиной тысяч евро. А если поименованная бабушка не согласна с тем, как они посчитали, и провела в рабстве больше учтенного ими времени, то они готовы рассмотреть ее возражения. Если они будут подкреплены хоть какой-нибудь справкой о регистрации ее после возвращения.

Бабушка обрадовалась – возродились ее надежды на достойные похороны. Не тут-то было. Хоть в России к тому времени и имелся опыт публичного покаяния за содеянное первого Президента, однако покаяние это было его личным. И в преемники он выбрал себе низкорослика, который каяться ни в чем не собирался, ибо смолоду изнутри знал все заморские хитрости. Тут же было сформировано то ли агентство, то ли иное ведомство, призванное проверить, действительно ли поименованная бабушка и другие плененные находились в Германии как пленники нацистов, или вдруг сотрудничали с ними по доброй воле. Арендовали они роскошный особняк в центре Москвы, создали фонд, в который обязали немцев перечислить всю сумму за всех плененных чохом, и разослали во все концы сорок тысяч курьеров для серьезной проверки обстоятельств: с какой целью пребывали в Германии лица, подлежащие компенсации. И всему ведомству, «естессно», несколько лет платили нехилую зарплату из этого фонда.

Длилась эта забота не один день. Запрашивали они у бабушки какие-то справки, отвозила которые моя жена лично, став поневоле курьером-волонтером этого фонда-ведомства. Закончилось это смешное расследование аккурат после бабушкиной кончины. Похоронили ее на сиротские личные сбережения. И прислали из фонда-ведомства, без всякого извинения за опоздание, ее наследникам что-то чуть больше 700 евро. Не в разы, а на порядок уменьшив выстраданную Германией компенсацию, обесценив тем самым их глупое немецкое покаяние в глазах россиян тоже на порядок. Никто из «дорогих россиян», в сущности, этого покаяния и не заметил. Так, даровым денежкам порадовались некоторые наследнички…

А ты говоришь, павлины… Тут птицы иного полета – господин Астахов с госпожой Лаховой ведомство создают. Расходы покруче будут. И покаяния, конечно, не дождаться. Благое дело затеяли православные. Однако давно в России не секрет: что охраняешь – то и имеешь. Охраняешь лес – имеешь лося. Охраняешь детей – первый глотку дерешь, обвиняешь других в педофилии.

Понятно и ежу, что первыми клюнут на меры, которые разработают православные Лахова с Астаховым не те, чьи сердца наполнены любовью. Клюнут на даровые государственные денежки те люди, про которых подзабытый уже нынешним поколением почтальон Печкин говорил: «До чего некоторые люди до чужого добра охочие». Таких мамаш в саратовских «Липках» полно. Они за руку волочат своих собственных хнычущих деток, как злобные буксиры, поливая их бранными словами, ором, полным ненависти за недополученные смолоду развлечения. Работать, как правило, они не хотят и не умеют. А тут такое добро привалило – компенсация. Наверняка побольше пенсии по детской инвалидности будет.

Есть еще один давний не секрет: компенсацией доброту и любовь не заменишь. Не в цене они нынче, доброта с любовью. Бабло – критерий истины, мерило жизненных ценностей. Попадут сироты из огня да в полымя.