Чем португальский бомж лучше российского гражданина?

В Лиссабоне, где мы отдыхали на новогодних каникулах, за белые, накрахмаленные скатерти столов ресторанов сажают бомжей. Такое я видела впервые. Обычных таких бомжей – с пропитыми лицами, почти утратившими черты. Бомжей, которые днем сидят на асфальте, подпирая стены домов, а ночью спят на лавках. Днем лавки застелены одеялами и накрыты полиэтиленом (зимой в Лиссабоне нередки дожди). Одеяла и полиэтилен не убирают круглые сутки. Ночью сюда придут спать люди без определенного места жительства. Они ничем не отличаются от наших. Разве что яркостью своих одеяний – разноцветными куртками и пестрыми шарфами. А так у них все то же. И просьбы о подаянии, и бутылки в карманах.

Когда официанты пытаются не пустить бомжа в ресторан, он устраивает скандал и угрожает полицией, крича о нарушении прав человека. И тогда ему приносят меню. Он покинет ресторан, только если сам решит, что заплатить не хочет или не может.

На одной из площадей – стена с надписью на десятках языков «Лиссабон – город толерантности». Эту площадь (она так и называется – площадью Толерантности) облюбовали афропортугальцы. Целыми днями они тусуются на площади, ничем конкретным не занимаясь. Вероятно, просто подтверждают ценность толерантности.

В России Павел Астахов – детский омбудсмен, лишающий сирот права быть усыновленными, делает лобовое заявление, что у него самого есть не только право отдыхать за границей, но и рожать своих детей там же. Во Франции, допустим. И вот я никак не могу понять, чем российские сироты хуже Павла Астахова или каких-нибудь лиссабонских бомжей, к примеру?

На прошлой неделе студентка Лена Пашкова, пришедшая в Кировский суд на рассмотрение дела о нарушениях на одном из избирательных участков, написала в твиттере: «Слушается дело по 123 участку. Слов нет. Мой ребенок никогда не пойдет в детский сад». То есть понятно, что «герои» заседания – воспитатели. В данном случае – детского сада № 18. Вечером я спрошу у Лены: «А в школу?» Она посмотрит так, что станет вообще непонятно, где будут получать образование ее дети после того, как сама Лена узнала, что творят на избирательных участках и в судах педагоги.

Еще чуть позже придут юристы Саша Конякин и Костя Рогалев. Двадцатилетние мальчишки, в прошлом году окончившие академию права (или как там громко ее у нас именуют?). Придут почти в шоковом состоянии. Они как раз пытались добиться справедливости в суде и доказать судье Тороповой, что в УИК, где расшивались списки избирателей, чтобы заменить одни листы на другие, были сфальсифицированы результаты выборов и нарушены права избирателей. Саша и  Костя, собравшие доказательства нарушений, почти не сомневались, что суд накажет ответчика – председателя комиссии и заведующую детсадом Ирину Арнольдовну Разину. Судья Торопова не приобщит к делу ни одного из собранных доказательств. Даже видеозаписи,где в числе прочих нарушений видно, как расшиваются эти самые списки.

И я снова пытаюсь понять, чем российские избиратели хуже португальских бомжей, с чьими правами считается и официант, и полиция, и государство? А ответ, в общем-то, прост. Португальский бомж вопит о своих правах на каждом углу. Российские граждане в большинстве своем считают, что от них ничего не зависит. То есть признают, что у них, в отличие от португальских бомжей, никаких прав нет.