Прокрустово ложе ЕГЭ
Единый государственный экзамен в нынешнем году стал из-за просочившихся в Интернет экзаменационных бланков с ответами одним из самых – если не самым – скандальных за всё время существования.
В нашей области ЕГЭ по русскому языку, по данным министерства образования, сдавало 13763 человека. Средний балл – 62,9, что немного выше прошлогоднего – 61,2. Минимальный порог в 36 баллов не переступили 363 человека (2,6 процента). Это чуть выше, чем общероссийские 2,2 процента. Тех, кто набрал 100 баллов, в этом году 51. В прошлом году было всего 21. Этот скачок характерен для всей России: в 2012 году «круглых отличников» было 1897 человек, а в этом уже 2523. Об этом и многом другом мы поговорили с репетитором по русскому языку и литературе Наринэ Шахназарян и кандидатом филологических наук, ассистентом кафедры истории русской литературы и фольклора Института филологии и журналистики СГУ Михаилом Горбатовым, который в этом году был председателем государственной экзаменационной комиссии по проверке и оцениванию работ ЕГЭ по литературе.
– Итак, что же нам показал ЕГЭ-2013?
М. Г.: Мне сложно проводить параллели, поскольку я задействован в этой
системе первый раз. Что касается ЕГЭ по литературе, то мы пока можем делать лишь предварительные выводы. Картина достаточно пестрая: есть, откровенно говоря, слабые работы, которые мы были вынуждены не засчитывать. Например, за несоблюденный объем сочинения (минимум – 150 слов). Бывали случаи, когда не все задания выполнялись, попадались работы, в которых текст свидетельствовал о том, что выпускник не вникал в суть вопроса и заполнял объем пространными и туманными рассуждениями. Но нельзя сказать, что сдали плохо: все работы очень разные. Более того, в целом я доволен уровнем сочинений.
Н. Ш.: Мы с Михаилом находимся, как говорится, «по разные стороны баррикад» – я занимаюсь подготовкой, а он уже результатами. Когда в 10-м или 11-м классе приходит ребенок, то мы начинаем как раз с разговора о соблюдении технических сторон сочинения.
В ЕГЭ-2013 ничего принципиально нового, пожалуй, нет. Если не считать, конечно, неприятной ситуации с выкладыванием ответов в Интернет. Сами же задания не стали ни легче, ни проще. Результаты по русскому языку не сильно различаются с прошлым годом.
– История с просочившимися заданиями сильно всколыхнула наше общество…
М. Г.:
Я не занимался проверкой работ на подлинность. Даже если предположить, что всё стало известно заранее, то можно было бы ожидать действительно достойных результатов. К сожалению, нацеленность учеников на выдержанность и строгость формулировок ощущались в некоторых работах. Например, ребенок тратит время и место на бланке ответа для переписывания вопроса. Или занимается банальным пересказом вместо анализа. К вопросу о новизне ЕГЭ-2013: по-моему, критерии оценивания стали более лояльными. В случае с мелкими шероховатостями, скажем, ошибками в согласовании в роде и падеже, делалась скидка на стресс.
Н. Ш.:Учеников действительно приходится «натаскивать». Я тоже говорю своим подопечным, какими нужно пользоваться вводными словами, схемами написания. Они же не всегда могут мыслить нешаблонно. Но им все-таки легче, чем тем, кто первым сдавал ЕГЭ, ведь и учителя тогда не имели выверенных методик подготовки.
– ЕГЭ по-прежнему пугает выпускников?
Н. Ш.: Может быть, это удивит, но школьников всегда очень пугает ЕГЭ именно по литературе. В учебные годы внушается, что для успешной сдачи необходимо досконально знать огромный корпус текстов. Я с этим не совсем согласна. У меня была ученица, которой я однажды, ради эксперимента, дала работать по «Мастеру и Маргарите». Она же этот роман еще не читала и опиралась исключительно на то, что увидела в отрывке, и на формулировки вопросов. Конечно, эта работа будет не на «пятерку» и, может, даже не на «четыре», но грамотный и внимательный человек воспользуется скрытыми в вопросах подсказками. Да и отрывки просто так не берутся, они показательные. Куда сложнее с поэтическими текстами. Ямб от хорея они отличат, а вот с проведением параллелей может быть сложнее. Кстати, один из плюсов введения ЕГЭ – это то, что теперь в школе и с репетиторами больше внимания стало уделяться теории литературы. У детей меньше проблем с техническим анализом произведений. А вот там, где нужно проявить общекультурную базу, сложнее.
– Все-таки плюсов от ЕГЭ больше или меньше?
М. Г.: Как мне кажется, сам предмет литературы не предполагает формата ЕГЭ. Понимаете, когда существует формальная ограниченность – в сочинении должно быть минимум 150 слов, – ребенок сразу начинает искать способы заполнить лакуны: пишет полностью имя, отчество писателя, употребляет как можно больше вводных конструкций. Литература плохо ложится в прокрустово ложе формата ЕГЭ. Когда ребенок не ограничен в выборе темы, ему же лучше.
Н. Ш.: Смотря какую цель преследовать. Русский язык живет по своим, почти математически точным законам. Там есть правила, методики их применения. Если всё это выучить, то можно русский язык сдавать так же «технически», как и другие негуманитарные предметы. Другое дело, что это зависит еще от самого ребенка. Многие учителя, репетиторы, родители придерживаются мнения, что выпускник должен сам выбирать между сочинением и тестом. Но как сделать единые критерии оценок? К тому же тем, у кого лучше подвешен язык, проще писать сочинение, а кто хорошо знает правила, но не обладает достаточной фантазией, – тест.
– Таких больше?
Н. Ш.: Не сказала бы. Очень многие выступают за отмену ЕГЭ, следовательно, им ближе сочинение.
– С учетом возможного списывания возрастает значимость части «C» и, соответственно, сочинения. Как сильно на итоговую оценку способна повлиять именно эта часть?
Н. Ш.: В ЕГЭ по русскому языку это 23 балла. Ранее был 21 балл. Из общих 67 баллов это практически треть.
М. Г.:Обычно она сильнее всего пугает учеников, хотя, в сущности, напротив, служит спасательным кругом: на ней можно заработать много баллов. В школе надо вести планомерную разъяснительную работу, что паниковать при виде части «C» не стоит.
Н. Ш.:Кстати, в государственной итоговой аттестации по русскому языку выбор тем может быть самым разнообразным. Одна девочка рассказывала, что ей попался текст об отечественных рок-музыкантах. И она легко по нему работала. Однако может быть и вариант похуже – написать сочинение на лингвистическую тему, например, «Функция вводных слов в предложении». В двух словах, наверное, каждый что-то об этом скажет, но едва ли напишет сочинение. Так что насчет спасательного круга я бы поспорила.
С учетом таких трудностей можно остаться вообще без аттестата о девяти классах обучения, а это куда хуже, чем не сдать с первого раза ЕГЭ, даже в техникум человек не сможет поступить.
– ЕГЭ помогает сократить разрыв между школой и вузом или нет?
М. Г.: Да, это помогает найти точки соприкосновения между ними. Ведь многие вчерашние школьники не выдерживают резкой смены обстановки и требований из-за перехода на новый уровень. ЕГЭ должно, как мне кажется, натолкнуть на выработку неких коллегиальных решений: как вуз может помочь школе? Возможно, это будут общие собрания, методические семинары, которые помогут выработать наиболее объективные методики подготовки к экзамену и критерии оценок. Не стоит забывать, что ЕГЭ – это непосредственное связующее звено.
– Результаты ЕГЭ сильно отличаются от тех, что были у ребенка в школе?
Н. Ш.: За всех говорить не могу. У меня ученики частенько сдают на полбалла-балл лучше, чем было в школе, потому что, во-первых, я стараюсь дать более сложные задания. Во-вторых, в школах тоже могут немного запугивать ЕГЭ, чтобы ученики были морально готовы и не «посыпались». Для учителей, конечно, лучше всего, когда ребенок получает оценку, аналогичную школьной. Кстати, я не припомню случаев, чтобы кто-то подавал апелляцию. По организации экзамена, одному из самых больных вопросов, разговоров тоже не возникало. Саратов оказался за бортом всех этих скандалов.
М. Г.: Мне кажется, что интернет-молва о том, как в других регионах проходил процесс сдачи, сыграла положительную роль для нашей области. Видимо, у нас люди решили не создавать себе неудобства, чтобы потом не отвечать за них же. Мне во всяком случае с вопиющими случаями столкнуться не пришлось. Это радует.
– В области не сдали ЕГЭ по русскому языку 363 человека, 2,6 процента. Это много или мало?
М. Г.: Мое мнение такое: когда процент несдавших превышает 1–1,5, то это уже выглядит тревожно. 2,6 – это много. И это можно и нужно исправлять: провести проверку, выяснить, откуда большинство несдавших, это чья-то недоработка или просто огрехи, которые можно исправить…
Н. Ш.: Я, пожалуй, не соглашусь с коллегой. Это нормальные цифры, и было бы странно, если бы у нас были практически 100-процентные результаты. Мы должны учитывать самые различные факторы. Скажем, бывает, что сдающему становится плохо, и его забирают в больницу. Сами понимаете, какой это стресс. Его работа запаковывается и уже считается, а он не успел ее закончить. Или, скажем, ребенок пишет ответы в бланк через запятую, а машина запятую не распознает и считает за ошибку. Или ребенок сделал описку, начал исправлять – опять машина не распознала. Так что процент погрешности в результатах всегда будет.
– Всё чаще говорят о том, что в России усиливается роль частного образования, тех же репетиторов.
Н. Ш.: Я не стала бы принижать роль учителей. Однако это данность. До введения ЕГЭ к услугам репетиторов так не обращались. Именно на последние годы пришелся бум. Но копнем вглубь. Кто такой репетитор? Человек, который помогает тем, кто по каким-то причинам не усваивает материал уроков.
М. Г.: Достаточно обратиться к корню: от латинского repetitor – «тот, кто повторяет».
Н. Ш.:Получается, что репетитор – это компенсирующая фигура, дополнительно подтягивающая. На самом деле повсеместного обращения к услугам репетиторов быть не должно. Сейчас слишком часто идут за помощью к ним. Пример: приводит родитель свое чадо и говорит, что у ребенка твердая «пятерка», но мы хотим подстраховаться и получить более глубокие знания. Я провожу вводный тест: у ребенка 85 баллов. Зачем родителям тратить немалые деньги, если поводов к опасению нет? Конечно, можно дать еще более глубокое знание языка, но нужно ли это, если учитель дал всё необходимое? Многие папы и мамы считают, что знаний, полученных в школе, не хватает. Мне кажется, что учителей все-таки недооценивают.
М. Г.:Да, многие забывают, как сами учились. Отчасти это попытка перестроиться на западный манер: тот, кого ты нанимаешь, внушает большее доверие. Рыночные отношения.
Н. Ш.: Происходит то же, что и с медициной. Мол, бесплатно никто не вылечит. А если я плачу, значит, получаю гарантии. Проблема же в том, что дело может быть не в педагоге, а в самом ученике, с которого могут и не спросить.
М. Г.:Да, и где гарантии, что восприятие знаний изменится с появлением репетитора? Ребенок может решить: «Тебе деньги платят, зачем же мне напрягаться?»
Н. Ш.:С другой стороны, у него будет больший стимул слушать: за него платят деньги.
– К репетиторам приходят ближе к окончанию учебы?
Н. Ш.: Да, шестиклассника крайне редко увидишь. Обычно тянут до последнего: 9-й и11-й классы. Десятиклассники тоже редкость. Планируют за год подтянуться к экзамену. Нередко совмещают походы к трем-четырем репетиторам по разным предметам. Бывают, приходят за месяц и хотят, чтобы ребенок на проходной балл «выплыл».
– Многие считают, что из-за просочившихся на ЕГЭ вариантов пострадали в первую очередь отличники и «хорошисты», которые не пытались списать.
М. Г.: Здесь сложно согласиться. А как проверить? Поднимать статистику по каждому человеку? На это потребуется немало времени.
Н. Ш.:Тут в принципе толком нельзя проверить. Да и почему отличник не мог списать, а троечник обязательно списывал? А может, он списал, но не свой вариант и потому провалился? Как узнать? Никак.
– В таком случае предлагают поступивших не зачислять до первой сессии, а после нее делать вывод, оставлять человека или нет.
Н. Ш.: Для чего было введено ЕГЭ? В том числе и для того, чтобы избавить школьника от двойного прохождения экзамена и чтобы связать вуз и школу. Получается же, что вуз вновь не доверяет школьным результатам. Тогда зачем экзамен нужен?
М. Г.: Вопрос в том, как это будет выглядеть. Например, какой будет у учащихся правовой статус? Это студенты или задержавшиеся абитуриенты? А как быть с армией? В принципе идея не нова. Раньше практиковалось иметь слушателей, которые своего рода компенсировали потери после первой сессии. Однако как это будет реализовано сейчас? У нас часто эксперименты получаются «как всегда». Может, лучше в профильные классы приглашать педагогов из вузов, но не в качестве репетиторов, а в качестве учителей. Чтобы ученикам лучше понимать, куда поступать.