«Cудьбою утопленные в грязи»
Если речь заходит о российских чиновниках, то наверняка у многих в памяти всплывают образы, знакомые по классической литературе: поприщины, акакии акакиевичи, червяковы, всевозможные помощники бухгалтеров, толстые и тонкие… Эти персонажи способны вызвать целую гамму чувств – от жалости всех оттенков до отвращения. Такие они все разные, но что-то в них, несомненно, было общее, не зависящее от ступеньки служебной лестницы, на которой они находились…
Давайте присмотримся к лицу провинциального саратовского чиновника позапрошлого века глазами людей, оставивших свои воспоминания. Константин Иванович Попов много лет прослужил в канцелярии саратовских губернаторов и потому о чиновничьей братии знал не понаслышке. Своими наблюдениями о нравах, образе жизни и облике служащих он поделился в «Записках о Саратове».
Во время губернаторства Алексея Давыдовича Панчулидзева (1808–1826 гг.) в его канцелярии служило около 40 человек. Содержалась она за счет городских дум всей губернии. Рабочий день здесь начинался в 9 часов утра и длился до 2 часов дня, затем продолжался с 6 до 10 вечера. Правитель канцелярии, очень не любивший «ленивых франтиков», обращался с ними грубо, часто на них кричал, не стесняясь в выражениях. В случае отсутствия кого-то из чиновников на рабочем месте несколько часов без предупреждения и уважительной причины у него урезалось жалованье. Вычитаемая из оклада сумма делилась между сотрудниками, которые «усерднее занимались». Тем не менее, служба в канцелярии губернатора считалась самой выгодной, и чиновники очень ею дорожили. Если кто-то из служащих был замечен в неблаговидных поступках, то его «передавали» в губернское правление, и это было самым настоящим наказанием для провинившегося.
В губернском правлении (основное административное учреждение в губернии) тоже трудился целый штат чиновников. Все они, по свидетельству мемуариста, кроме секретарей и посетителей, были «люди нетрезвые, с предосудительными наклонностями и характерами». На службу они являлись небрежно одетыми, зачастую в испачканных и протертых на локтях до дыр сюртуках. Летом они могли прийти в валенках. Это были люди, по выражению Попова, «судьбою утопленные в грязи». Уволить их не торопились, так как многие из них, будучи людьми умными, талантливыми, толковыми, помнили наизусть все законы со времен Петра I и были незаменимы при разборе важных и серьезных дел. За их хорошую работу начальники получали награды и должности.
Старшие чиновники обращались с подчиненными деспотично, «точно как помещики со своими крепостными, ругали их неприличными словами, а иногда задавали трепку». Практиковалась такая форма наказания, как «арест». У служащего отнимали тулуп, шинель (в зависимости от времени года), картуз и… один сапог. Чиновник ходил в одном сапоге весь день (другая нога у него при этом была босая), выставляя себя на посмешище посетителям. Наверное, такой вид взыскания, с явным оттенком самодурства и издевательства, оправдывался необходимостью держать сотрудника «в рабочем состоянии».
Служебные помещения соответствовали самим чиновникам. Столы были изрезаны, запачканы чернилами и беспорядочно завалены бумагами. Служащие сидели за ними на колченогих скамейках.
После службы большинство чиновников губернского правления шли в питейное заведение. У них был «свой» кабак на Армянской (в настоящее время Волжской) улице, недалеко от того места, где сейчас расположены «Липки», который в народе назывался «малый бумажный». Если в этот кабак заходил чиновник, скажем, из межевой конторы, то его выталкивали взашей, не дав выпить. Иногда между «конкурентами» разгорались драки.
Первым, кто обратил внимание на внешний вид саратовских чиновников и помещений, в которых они работали, был губернатор князь Александр Борисович Голицын (1826–1830 гг.). При нем сделали ремонт в здании губернского правления, приобрели мебель: стулья, шкафы, столы, покрытые темно-зеленым сукном. Для низших чиновников и присяжных были пошиты форменные сюртуки, с вычетом их стоимости из жалованья. Теперь дела стали вкладывать в картонные обложки и убирать их со столов в запирающиеся шкафы по окончании присутствия; были заведены реестры и описи. Документы начали писать на бумаге с угловыми штампами. Поднять внешний престиж учреждения удалось, но изменить коренным образом уклад жизни служащих, увы, не под силу оказалось и Голицыну. Князь был человеком очень крутого нрава, и потому проштрафившиеся чиновники не выходили с гауптвахты и из-под ареста.
Общественный деятель Иван Яковлевич Славин вплоть до 1917 г. избирался гласным Саратовской городской думы, с конца 70-х годов XIX в. и до 1891 г. проработал членом исполнительного органа думы – городской управы (ведала городским благоустройством, здравоохранением, школьным образованием и т. д.), а в 1883–1891 гг. еще занимал должность заступающего место (заместителя) городского головы. Из воспоминаний Славина видно, что его волновали не только дела городского хозяйства, но и удобство рабочего места и костюма чиновников управы. Гласные во время заседаний думы сидели не за столом, а ютились где придется, на венских стульях. Славин обеспечил всех гласных отдельными столами, а стулья, не пригодные для длительных заседаний, заменил креслами. Для низших служителей (курьеров, сторожей), ходивших на службу в своих часто «ужасных и неприглядных костюмах», за счет города была пошита специальная форма (мундиры для зимы и белые кителя и блузы для лета), а чай они стали подавать в нитяных перчатках.
Наталия Самохвалова, Государственный архив Саратовской области