Андрей Голубцов: «Ремесленник» – это хорошее слово
На минувшей неделе, памятуя, что у известного саратовского хендмейкера Андрея Голубцова в скором времени должно состояться некое мероприятие, мы попросили его об интервью. Андрей сразу согласился и предложил: приезжайте в музей Чернышевского в четверг, там все наши будут. И действительно, 25 апреля музей наполнился поделками ручной работы и толпой людей, с интересом рассматривавшей товар и даже успевавшей записывать за мастерами рецепты изготовления. Мы же в это время беседовали с Андреем.
– Андрей, прежде всего, давайте разберемся с термином «хендмейд» (handmade), потому что, как показывает жизнь, не все до сих пор понимают, что это такое.
– Буквально это ручная работа, то, что сделано руками. В последнее время заимствуется много иностранных слов. Часто слышатся предложения об изъятии их из официального обращения. Я тоже за это обеими руками, потому что наш язык сам по себе очень богат. Ручная работа и есть ручная работа – то, что всем понятно.
– Рукоделие...
– Да-да, рукоделие, ручное творчество, авторское творчество – всё это и есть хендмейд. Сам термин появился относительно недавно и связан, скорее, с хобби, нежели с профессиональной деятельностью. Профессиональную деятельность называют ремеслом. Соответственно, люди, зарабатывающие хендмейдом, – ремесленники. Если же занимаются на более высоком уровне, то это называется декоративно-прикладным искусством.
– Я другое хотел сказать. В России под словом «рукоделие» в первую очередь воспринимают женскую ручную работу – шитье, вышивку.
– Да, есть такая проблема. Почему-то говорят в первую очередь про это, так же как и слово «ремесло» употребляют прежде всего для обозначения мужской работы. Скажем, про работу кузнеца так говорят.
– Получается, эти термины не очень точны. К слову, ремесленник – это еще и тот, кто ставит изготовление на поток. Но ведь тот же кузнец может работать и над уникальным, индивидуальным оружием или доспехами. А хендмейкер, как человек творческий, разве не создает каждый раз что-то новое?
– Не обязательно. Мы тоже делаем поточные вещи, те же браслеты. Более того, чтобы зарабатывать что-то в данном деле, это необходимо. Поточные вещи более дешевые и легче продаются. А эксклюзивные вещи делаются, скорее, на заказ или для выставок. Так что термин «ремесло» вполне приемлем.
– Вас не коробит термин «ремесленник»? Он несет в себе некий негативный оттенок: «ремесленник» – тот, кто не является творцом.
– У нас почему-то принято хорошим словам придавать дурную интонацию: пьет, как сапожник, топорная работа.
– Какие у вас впечатления от проекта «Мастер-класс в музее» (ежемесячные встречи мастеров прикладного искусства с посетителями музея Чернышевского. Там и бралось интервью. – Прим. ред.)?
– Мастеров необходимо хоть как-то поддерживать и пропагандировать их работу. Поэтому я всегда стараюсь посещать подобные мероприятия и выставляться. Посетители же узнают, что в Саратове есть ещё люди, которые что-то делают своими руками.
– Где можно приобрести вашу продукцию?
– В Саратове это магазины «Гринька» на Большой Казачьей, «Привоз» на Соляной или «La Fiesta» на первом этаже кинотеатра «Пионер». Еще можно купить мою продукцию в нескольких магазинах в Москве.
– Основной упор делается на Москву?
– На Москву я изготавливаю достаточно дорогие вещи. В столице и людей больше, и уровень жизни выше. Поэтому им хочется эксклюзива. Здесь же я делаю дешевые вещи, больше для приобщения народа к хендмейду, устраиваю распродажи. На таких же выставках, которые устраиваются в рамках мероприятия, где мы находимся, я продаю вещи практически по себестоимости.
– Покупательский спрос на хендмейд в Саратове совсем низкий?
– Саратов – один из самых бедных регионов Поволжья, поэтому тут практически нет никакой покупательской способности, спроса. Людям бы хлеб какой-нибудь купить, а не предметы роскоши приобретать. Конечно, хендмейд – это не роскошь, и собственноручно сделанные изделия в основном недороги. Но у нас всё, что не является предметом первой необходимости, де-факто – роскошь.
– Но дело же, наверное, не только в недостатке финансов саратовцев, но и в недостатке культуры?
– У нас во всей стране с культурой не очень.
– Зато сейчас есть если и не мода, то во всяком случае большой интерес к хендмейду.
– В каждом человеке изначально заложена тяга к творчеству. В ком-то больше, в ком-то меньше, кто-то развивает, кто-то нет. Что важно? То, что интеллект ребенка начинает развиваться в корреляции с мелкой моторикой. Если ребенку давать лепить из пластилина или вырезать что-то, то он будет умнее. Конечно, не все, кто работает руками, гении, но то, что эти процессы связаны, что это причина развития, – точно.
– И всё же вопрос остается открытым: откуда такой интерес?
– Честно говоря, не задумывался над этим. Возможно, это связано с наличием предложения. Почему у нас появился термин «хендмейд»? Потому что весь интерес пошел из Европы, где уже давно существуют специализированные фирмы, занимающиеся этим.
– Не может ли это быть обусловлено тягой народа к не сильно затратному, на первый взгляд, по времени и усилиям творчеству? Ведь и современное массовое помешательство на почве фотографии идет от этого: человек думает, что сделать снимок чрезвычайно легко: нажал на кнопку – и у тебя уже фотография. Это же не кино снимать!
– Нет, не думаю. Это же зависит от того, к чему лежит душа: кто-то рисует, кто-то плетет из бисера, кто-то кукол делает. Меня, скажем, плетение из бисера раздражает.
– Много ли людей в Саратове занимается хендмейдом более или менее профессионально?
– Примерно человек двести. Точнее сказать не могу. Можно поинтересоваться в Союзе декоративно-прикладных искусств. Там как раз где-то двести человек и состоит. Но они не все являются профессионалами: кто-то занимается больше как хобби, кто-то на пенсии старается занять свое время. Большинство же делает вещи на заказ своим клиентам. У нас же практически нет магазинов, через которые можно реализовывать хендмейд-продукцию. Даже если открывается магазин по продаже чьего-то творчества, то со временем он скатывается к реализации китайского ширпотреба. Его и купить проще, и стоит дешевле. Следовательно, и доход выше.
– В Саратове практически нет магазинов, специализирующихся на хендмейде?
– У нас есть специализированные точки для творцов: «Привоз», «Сундучок», еще несколько. Там приобретаются краски, клей, глина и прочее.
– А готовая продукция?
– Она интересует людей в меньшей степени. Конечно, ее можно приобрести и там, но часто ее несут в обычные магазины. Например, в магазины для одежды, где она будет продаваться в аксессуарах. И продаваться притом лучше, чем в специализированных, для творцов. В Саратове действительно тяжело продавать свои поделки.
– То есть в этом плане между нами и Москвой по-прежнему пропасть?
– Пропасть. В Москве, кроме крупных арт-кластеров, существуют еще и маленькие магазинчики, так называемые шоу-румы. В них можно арендовать торговую площадь. Она стоит не так уж дорого, примерно столько же, сколько и в Саратове. Но основной интерес к хендмейду поддерживают именно эти арт-кластеры. Там проводятся выставки художников, хендмейкеров, современного искусства.
– Аренда действительно одинакова по стоимости в Саратове и Москве?
– Например, чтобы здесь что-то условно арендовать, мне надо заплатить 2000 рублей за квадратный метр. В Москве я арендую полку. Это примерно 2–3 квадратных метра. Ты сразу платишь, ставишь вещи, а они продают. В случае неудачи теряет сам мастер, а не магазин.
– В Саратове не так?
– В Саратове есть магазины, которые берут продукцию на реализацию. Но даже если бы у нас появились магазины, которые сдавали бы в аренду свои площади, то мастера на это бы не пошли, потому что это непривычный формат для наших людей. Мне, например, в Москве выгодно арендовать площадь, поскольку я имею возможность продавать вещи без торговой накрутки. Скажем, арендовал метр за 5000 рублей, повесил там десять сумок и продаю по той цене, по какой можно приобрести в интернет-магазине. Получается, при затратах в 5000 рублей на одну сумку уйдет 500 рублей за аренду. Если бы я сдавал их на реализацию, то накрутка была бы 100 процентов. Условно вместо 3000 стоила бы 6000. А при аренде цена бы была не 6000, а 3500. Покупатель же, разумеется, купит сумку за 3500, а не 6000. Эта формула удобна всем, но в Саратове навряд ли приживется.
– Все-таки вы сейчас больше москвич или саратовец?
– Саратовец. В Москву езжу только на выставки и продаю там свои вещи.
– В России сформировалась какая-то специфическая культура хендмейда, отличная от иных стран?
– Честно говоря, не знаю, не задавался этим вопросом. Вообще в России есть примеры, когда ремесленнические мануфактуры становились национальным достоянием. Скажем, те же гжель, хохлома, жостовская роспись.
– Хорошо, тогда что популярно в Саратове?
– У нас традиционно самое популярное – декупаж (вырезание ажурного изображения из цветной бумаги, ткани, кожи и других материалов. – Прим. ред.) и лепка из полимерной глины. Потому что это самые доступные виды творчества и изначально требующие малых навыков. Наконец, это следствие очень раскрученной индустрии и маркетинга производителей глины и салфеток из декупажа.
– Хендмейд для вас, как и для большинства людей, хобби?
– Основная моя деятельность связана с пошивом одежды и сумками. Кроме того, я изготавливаю кожаные маски. Продаю их в Москве. Мелкая аксессуарика – это побочный продукт. Мое хобби – живопись, скоро будут представлены несколько работ на «Ночи музеев» в доме-музее Кузнецова.
– Как оцените уровень Саратова в области дизайна одежды?
– У нас полностью отсутствует школа дизайна. Те программы, по которым учатся люди, составлены еще в советские или первые постсоветские годы. Но дело даже не в этом. А в том, что ученика, скажем, английского колледжа Сент-Мартин можно узнать, а саратовского студента даже самого престижного колледжа – нет. В чем причина? В полнейшем пренебрежении модными тенденциями.
Есть понятие «тренд», а тренд должен отслеживаться. Нужны преподаватели, которые смогут это объяснить. Понятное дело, что у всех есть Интернет, у большинства – канал «FashionTV». Но почему-то продолжают делаться коллекции, которые никакого отношения к современной моде не имеют. С другой стороны, преподаватели ориентируются на программу, спущенную сверху, и во внеурочное время им заниматься со студентами недосуг. Получается, все виноваты, и никто не виноват одновременно.
На эту тему можно много говорить: скажем, про предложение о введении школьной формы. Мотивируют тем, что это должно помочь легкой промышленности. Но ни я, ни один здравомыслящий человек не поймет, как это поможет. Все же знают, что легче форму отшить в Китае из их тканей, на их оборудовании. И это даже с пересылкой будет много дешевле. А здесь квалифицированных рабочих найти сложно: нет швейных училищ, есть вузы, а вузы швей-машинисток не учат. И много-много других факторов. В общем, если мы всё это попытаемся соблюсти, то родителям форма обойдется в две минимальных зарплаты в год.
– Вы полностью отрицательно относитесь к этой идее? А дисциплина?
– Форма никак не влияет на дисциплину. Сами подумайте, что будет, если внешняя форма станет определять внутреннее содержание. Хорошо, давайте покрасим друг друга белой краской, облепимся перышками. Мы станем ангелами? Возвращаясь отсюда к теме Сент-Мартина: там много жестких дисциплин, но там есть и свобода творчества.
– Вернемся к хендмейду. Можно ли на нем зарабатывать?
– Можно. Но только при грамотно выстроенной маркетинговой политике. Большинство мастеров в этом ничего не понимают. Надо учиться.
– Сейчас пристальное внимание многих любителей искусства обращено на «Рынок чудес» в Губернском рынке, который может стать первой в Саратове крупной площадкой, где представители живописи и хендмейда смогут продавать свою продукцию. Как вы оцениваете этот проект?
– «Рынок чудес» – задумка интересная, но я пока не вижу четкого бизнес-проекта. Идеи у них хорошие, но, насколько получится воплотить их в жизнь, не знаю. Конечно, я им желаю удачи...
– «Но принимать участие пока не собираюсь»?
– Пока не вижу смысла, если только сделать выставку или показ. То есть разовое мероприятие. Мне гораздо выгоднее вкладывать деньги в московский рынок. Не исключаю, впрочем, что я просто не знаю всех деталей проекта. В любом случае, нам такой проект нужен, нам необходимо, чтобы у нас был свой арт-кластер.
– Какие у вас планы на будущее?
– В ближайшем времени, как я уже сказал, буду участвовать в «Ночи музеев». И не только в доме Кузнецова, но и в музее Чернышевского. Будет два или даже три проекта в каждом из музеев.