Был и нянькой, и хозяйкой, и в колхозе работал

Для детей, родившихся в начале тридцатых годов 20-го века, сороковые стали испытанием на прочность. Лишенные детства, сызмальства приученные к тяжелому труду, они, несмотря на все тяготы войны, всё равно сохраняли в себе детский задор. Из этого же поколения Виктор Парамонович Безруков – пережил и бомбёжки, и оккупацию. Приходилось и быть нянькой младшему брату, и работать в колхозе. Но всегда мечтал быть летчиком. И своего добился. Да еще он и поэт. Вспоминает войну, как будто читает книгу: рассказывает ровно, но иной раз все-таки с трудом сдерживает слезы.

Виктор Безруков родился 20 января 1933 года на станции Трубецкая в Сальском районе Ростовской области. Когда началась война, ему было немногим больше восьми лет.

Маленькая хата в совхозе «Гигант» по адресу Кагановича, 4. Маленький палисадник, в котором цвела сирень. Раскрытые настежь окна: уже лето, жарко.

– Это был июнь, мы с отцом были дома одни, мать была в роддоме, – рассказывает Виктор Парамонович. – 20 июня родился мой младший брат. А 21 июня, рано утром, только рассвело – вдруг раздается вой сирены. Я такого никогда раньше не слышал. Что это такое? И отец говорит: это или пожар, или война.

Уже к полудню весь совхоз знал, что все-таки война.

Большая часть взрослых мужчин практически сразу ушла воевать. У отца нашего героя была бронь до 15 октября 1941 года по причине рождения ребенка.

– Мы его проводили на фронт 15 октября, а 8-го декабря 1941 года его не стало… – Виктор Парамонович смотрит куда-то вдаль, ему трудно говорить. – Как женщины плакали, кричали, когда похоронки получали, это я помню…

Все новости о войне, о ходе боевых действий весь совхоз слушал по большому черному репродуктору. Слушали, как наши отступают, слушали, что немцы вот-вот будут в их совхозе. Ждали бомбежек – все-таки совхоз находился на узловой станции, там часто стояли военные эшелоны. И там же был самый крупный элеватор района. Все в деревне рыли окопы. Вместе со всеми рыл их и восьмилетний пацан Витька Безруков.

– Случилась бомбежка, – рассказывает Виктор Парамонович. – И когда надо было спрятаться, оказалось, что в нашем окопе нет мест. Мы – мать схватила в охапку младшего брата, меня за руку – кинулись к казарме для рабочих-железнодорожников. Туда кто-то завел корову. И она весь вход перекрыла. Мы побежали в сторону конюшни, там за конюшнями – стога. А в стогах уже красноармейцы с винтовками и в касках. Мать кричит: нельзя прятаться с солдатами, их обнаружат. Но делать нечего – спрятались в стог. И прямо над нами прошли два немецких бомбардировщика на высоте примерно 150–200 метров, развернулись, и на наш элеватор сбросили – я точно помню – 29 бомб.

После была зимовка в соседнем селе Крученая балка, где в одной хате жили несколько семей. А место Безруковых было на печке, где тепло и оставались сушеные семечки, которые можно было потихоньку клевать.

Когда немцы оккупировали эту территорию, они стали заставлять женщин работать на них – стирать белье, готовить. Мать Виктора Парамоновича – делать нечего – ходила работать. А мальчишка оставался с младшим братом и за няньку, и за хозяйку в доме.

Немцы заставили работать на себя и железнодорожных рабочих.

– На стрелке разводной дежурил дядя Ваня Корнеев, – вспоминает Виктор Петрович. – И он раз направил немецкий эшелон из Ростова на другой эшелон, который стоял на занятом пути. Покорежило оба. Его схватили, думали, всё – расстреляют. Но не стали расстреливать. Больше никто вообще не умел на стрелке работать. А мы с пацанами мимо часового воровали из немецких эшелонов рулоны бумаги – хотелось же геройствовать. За что мне от матери влетало чертей – она-то понимала, какой мы опасности себя подвергаем.

Оккупацию сняли довольно быстро. Уже в 1942 совхоз «Гигант» был освобожден Красной Армией. А с 1943 года мать взяла старшего сына за руку и отвела работать в совхоз.

– Я был визировщиком, – говорит Безруков. Должен был спрыгнуть на машину с зерном и специальным щупом взять в пяти точках – по углам и в середине с разных уровней – пробы зерна. Потом они уходили в лабораторию, где проверяли их влажность, всхожесть. И хоть ноги были детские, а за день так напрыгаешься, что еле их волочишь. Но было всё равно неплохо – можно было жевать зерно, в карманах его домой приносить понемногу.

Конца войны ждали, понимали, что скоро всё кончится. И День Победы стал праздником.

– Все радовались, ликовали, плакали, вспоминали тех, кто не вернулся с войны, – говорит Безруков.

После войны тяжело было – продукты по карточкам, очередь за хлебом в местную пекарню занимали затемно. Несли хлеб домой как великую драгоценность.

Но жизнь продолжалась. Продолжалась и учеба. Больше всего Виктор Петрович любил физику и математику. А заветной мечтой было стать летчиком. Когда-то в раннем детстве, на поле у совхоза сел маленький самолет По-2, туда сбежалась вся деревня, а мальчишка Виктор Безруков успел подержаться за крыло. И – «пропал».

Потом было местное училище, откуда он уходил после двух курсов с направлением «только для поступления в летное училище», потом учился летать в Краснокутском летном училище, а в 1958 году попал в саратовский 171-й летный отряд, где и проработал всю жизнь пилотом. При этом никогда не соглашался на большие должности, потому что хотел летать. И только в последние три года перед пенсией возглавил эскадрилью.