Ольга Кострюкова: Может, кто-то подарит галерею городу
Музей – это вещь своеобразная, с уникальной атмосферой, и в первую очередь от самих сотрудников зависит, будет она свежей или затхлой. Ваш покорный слуга никогда не был особым любителем прогулок вдоль стендов с фотографиями или картинами. Во многом потому, что провел практически всё детство и студенческие годы в музеях, да и сейчас, в силу работы, нередко там бывает. В самом начале месяца мне удалось сходить в дом Павла Кузнецова на лекцию Екуба Гаффарова о «Мужском и женском начале в фотографии». В середине марта я уже общался с исполняющей обязанности заведующей отделом дома Павла Кузнецова – Ольгой Кострюковой.
– Давайте сразу разъясним один момент. Новоселье музея состоялось в 2001 году, но первый директор – Игорь Сорокин – был руководителем фактически с 1989 года, когда музей, по сути, существовал лишь в проекте. Если считать с 1989 года, то в следующем году вам исполнится 25 лет – юбилей. Считаем с 2001 года? Или вы будете отмечать юбилей?
– Наверное, какой-то праздник будет. Пусть сам музей фактически не существовал в 90-е, но ведь велась работа, и она была немалой – по планированию, по созданию, по реконструкции. Собирались не только мы, но и художники, зимой и летом. Работа шла.
– А что мы увидим в ближайшее время?
– Самое ближайшее мероприятие – это Масленица (мы беседовали накануне. – Прим. авт.). Кроме того, у нас идет цикл авторских лекций Екуба Гаффарова по фотографии. Сейчас проходит выставка «Три строчки вышивки», в апреле начнется другая – «Неизвестная планета Хиндия». Также проходят мастер-классы по декоративно-прикладному искусству. Наконец, в этом году мы будем отмечать 135-летие самого Павла Варфоломеевича Кузнецова. Будет большая выставка. Большинство работ саратовский зритель никогда не видел. Помимо этого, можно будет увидеть не только его картины, но и работы его жены – известной художницы Елены Михайловны Бебутовой. Они тоже были подарены наследниками художников музею и наконец дождались своего часа.
– Если не секрет, это работы раннего Кузнецова или позднего?
– Это советский Кузнецов. 1940–1960-е годы.
– Все эти мероприятия будут проходить в стенах музея. А за их пределами?
– Как сказать… Понимаете, многое возникает спонтанно. У нас проходят мероприятия во дворе. Или вы имеете в виду те акции, что мы проводили у дома на углу Валовой и Октябрьской, который всегда хотели сделать картинной галереей Павла Кузнецова? На данный момент мы отказались от такого формата борьбы за галерею.
– А будет на дне рождения Павла Кузнецова проводиться ваша знаменитая самая короткая в мире выставка, когда вы просто собираете художников с картинами и делаете пару снимков, после чего выставка «заканчивает свою работу»?
– Безусловно. От этого мы отказаться не можем, не имеем права и не хотим. Поэтому 17 ноября всегда важный для нас день. Однако в этом году мы не уверены, что сможем выйти к дому-галерее. Дело в том, что уже есть постановление администрации Саратова о его сносе. Если он будет еще стоять, то, конечно, всех пригласим туда.
– Как развивалась эта история в последнее время?
– Ровно год назад наш краевед Вячеслав Иванович Давыдов обнаружил в архивах Саратовской области документы, которые подтверждают, что большая территория, в том числе и дом, за который мы так долго боролись, на самом деле принадлежали семье Кузнецовых. У нас были такие предположения, но документальное подтверждение отсутствовало. А теперь нашлись документы. Как и то, что строения во дворе тоже принадлежали Кузнецову. Мы же не просто так боролись за это здание! Мы имеем на него полное историческое право.
Долгое время все наши обращения, акции оставались без внимания. Осенью прошлого года жители дома получили решение администрации о расселении и последующем сносе аварийного дома. С одной стороны, это радует, поскольку для нас давней трудностью был вопрос об отселении семей. С другой стороны, мы еще не знаем, чем это всё закончится, что будет на этом месте. Но уже пишем письма об оказании поддержки, чтобы это здание передали музею.
– Вы опасаетесь, что какой-то бизнесмен может присмотреть территорию в историческом центре города? Место неплохое: до Московской рукой подать, как и до Волги. Вдобавок тихо.
– Да. В этом и состоят наши опасения. Но не только. Дело в том, что у нас общая стена с этим домом. Уже когда создавался музей, предполагалось, что в соседнем здании будет картинная галерея. Соответственно, все технические привязки сделаны на два дома. Этого прохода не было у Кузнецовых изначально, его делали специально. Поэтому вы сами всё понимаете – не дай бог будут строить что-то новое. А построить могут всё что угодно, хоть высотку. Конечно, нам хочется, чтобы здание осталось у нас. Может, найдется кто-то, кто захочет подарить галерею нам и городу.
– Будущая галерея должна будет иметь тот же вид, что и нынешний дом, с учетом, разумеется, глобальной реконструкции?
– Это было бы идеально. Если бы сохранился размер, количество этажей, мы были бы очень довольны. На одном из этажей размещались бы картины самого Павла Варфоломеевича. У нас ведь более четырехсот работ Кузнецова и Бебутовой хранятся в запасниках Радищевского музея и пока не могут быть доступны всем любителям живописи. Кроме того, мы хотели бы сделать галерею современного искусства. Мы мечтаем об этом очень давно, потому что первыми из саратовских музеев начали работать с актуальными художниками. Наконец, мы могли бы открыть мастерские, как это делается во многих городах и многих странах.
– Это вопрос еще и спонсорской поддержки. Как у вас обстоят с этим дела?
– У нас есть люди, которые поддерживают посильно, оказывают небольшую помощь. А так – в основном, конечно, находимся на гособеспечении.
– Вопрос, может быть, неприятный: в 90-е и нулевые годы музей постоянно был на слуху, о нем писали, был ажиотаж. В последнее время о вас говорят не так часто. Впали в спячку?
– Спячкой, конечно, это не назовёшь. Скорее, снижением ритмов. Понимаете, играет большую роль смена руководителей: угнаться за Сорокиным – первым заведующим – очень тяжело. С другой стороны, у нас сейчас сократился штат, по сути, работает всего два человека. При таком объеме работы мы просто не можем успеть сделать всё, что хотели бы. Наконец, мы не самостоятельный музей, мы – отдел Радищевского музея. И потому очень зависим от него. К тому же невозможно постоянно находиться на пике формы, внимания. Разумеется, рано или поздно наступит спад, экономия сил. Тем не менее, у нас есть идеи, мы готовы к интенсивной работе.
– А сейчас музею легко привлечь внимание СМИ, власти, людей? Помимо проведения стандартных мероприятий? Вот в последнее время много говорили про музей народной монументальной живописи «Дом со львом» под Хвалынском.
– Насчет «Дома со львом». Да, про него говорили много, но ведь до этого сколько времени он стоял, никому не известный? Местные жители, некоторые музейщики, конечно, про него знали, но не более того. Просто нашелся человек, который сумел всё организовать и привлечь внимание к дому.
– Это, скорее, исключение?
– Вы понимаете, сейчас столько всего происходит… Это ведет к перенасыщению информацией, событиями. Далеко не всегда СМИ и журналисты могут посетить все мероприятия, связанные с культурой. С другой стороны, порой приходят такие «журналисты»: зачем и о чем они пишут, сами не совсем понимают. Приехали, сняли, уехали. После хорошего репортажа человек в музей пойдет, после плохого – едва ли.
– Какова, на ваш взгляд, музейная жизнь в Саратове? Развивается она или нет?
– Смотря о чем речь. Понимаете, внутри музея всегда всё кипит. Это если он «живой». Сейчас музей имеет каждый вуз, театр, чуть ли не училище. Часто они открываются, и на этом всё заканчивается: выставляется всё что есть, и иногда проводятся экскурсии. Но музейное дело – это не только показать всё, что набрали, и провести экскурсию. Есть внутримузейная работа: она не видна людям. Поймите, что мы можем на год замереть, не делать выставки, но это не значит, что мы не работаем. У музеев много еще и выездных мероприятий: конференции, семинары, и не только в России. Но большинство об этом не знает.
– А какова у нас ситуация с сохранением культурной памяти в городе? Скажем, в начале этого года в Интернете многие возмущались, что по новой планировке Предмостовой (Славянской) площади не находится места старейшему жилому дому (начало XVIII века) в Саратове – Лермонтова, 65. Ваш музей находится чуть ниже улицы Челюскинцев, которая, по мнению многих саратовцев, лучше всего отображает исторический облик города. Сейчас на ней очень часто старенькие дома соседствуют с новостройками. Это выглядит фантасмагорично.
– Вы сами ответили на свой вопрос. Я также хожу по городу и вижу, что то же самое сейчас творится и на Московской улице, и во многих других местах.
– Однако здесь возможен путь взаимной выгоды: скажем, магазин выкупает первый этаж в здании, зато проводит наружный ремонт, чтобы всё это не выглядело убого.
– Это в любом случае лучше, чем полное разрушение.
– Коли мы заговорили о близлежащем, то хочется вспомнить ваш знаменитый проект «Музейная долина», когда проводились экскурсии по Глебучеву оврагу. Сейчас они уже не ведутся?
– Нет. Проект закончился. К тому же Глебучев овраг уже вернул свой прежний, «неумытый» вид. Так что если кому-то хочется туда пойти, то люди идут без нашей помощи.
– Может быть, стоит возобновить проект?
– Тема, разумеется, никуда не исчезла. Мы заявляли, что хотим создать вокруг себя рекреационную зону. Другое дело, что желание есть, денег нет. Мы готовы художественно.
– То есть?
– Мы можем создать какую-то культурную зону. Мы можем привлечь краеведов, архитекторов, художников, которые будут создавать объекты, проводить акции.
– Статус филиала музея Радищева накладывает отпечаток на вашу работу?
– Мы не филиал, а отдел. А Радищевский музей – это уровень. Есть определенная специфика: мы не всегда можем делать что хотим. С другой стороны, мы можем сделать такое, что невозможно при автономии. Однако не стоит думать, что неавтономный статус сильно мешает. Смотрите: куда в первую очередь идет приезжий? В консерваторию, в музеи Чернышевского и Радищева. Павел Кузнецов – всемирно известный художник, но не все знают, что он родился в Саратове. Соответственно, приходя в музей Радищева, человек узнаёт и о нас. Маленький музей – это еще и меньшие возможности. Быть может, такого финансирования, будь мы самостоятельными, у нас не было бы. Как и человеческих и технических возможностей.
– Вы имеете в виду возможность хранения картин Кузнецова в запасниках музея Радищева?
– И это в том числе. У нас же нет места для их хранения. Кроме того, картины дарили именно Радищевскому музею, в 70-е годы, когда нашего музея и в проекте не было.
– Мы увидим по-настоящему картины Кузнецова только тогда, когда у вас появится галерея?
– Почему? Мы периодически выставляем картины и здесь. Другое дело, что климатические условия не позволяют их держать постоянно: дом деревянный. В прошлом году мы делали несколько выставок его картин летом. В этом году планируем делать большую выставку на два месяца. У нас много работ, которые еще никто не видел.
– Другое направление вашей деятельности – стрит-арт, современное искусство. Согласитесь, что у Радищевского музея сложно представить разукрашенные стены, как у вас.
– Теперь мы реже используем этот ресурс. Но сейчас в Радищевском музее активно работает сектор новейших течений, с которым мы периодически сотрудничаем.
– Сейчас часто ведутся разговоры о новых тенденциях молодых художников. Мол, живописцы хотят выставлять свои работы не в музеях, а в тех местах, которые никак не связаны с искусством. И, напротив, стрит-артеры, любители граффити, которые, по сути, создают маргинальное искусство, хотят оказаться в музеях, приобрести, таким образом, признание и легитимность. Вы согласны с этим?
– На самом деле эти высказывания могут иметь разную природу. Скажем, художник приходит в музей, а ему говорят, что в ближайшее время нет возможности выставиться. А может, просто не имеют морального права выставлять его здесь. Вот он и «предпочитает» другие места. Кроме того, не стоит забывать, что в его послужном списке выставка в музее будет смотреть куда привлекательнее, чем выставка, скажем, на неизвестном заводе или складе.