«Даже если от меня ничего не зависит, я желаю это для себя»

В бурные аспирантские 80-е мы с коллегами организовали «Общество открытости опыту»: вначале, имея вполне традиционное классическое образование, его участники осваивали и создавали новые психотерапевтические методы, в бурные 90-е создавали новые коммуникативные пространства и ресурсы. В дворницких на Арбате мы привечали профессоров и дипломатов из разных стран и веселились, когда у милиционеров, пришедших проверять документы, «сносило крышу». Сегодня большинство закоснело в полученном опыте, кто-то преуспел в бизнесе, другие читают об этом опыте лекции в разных вузах в разных странах, жируют на грантах международных организаций, пишут статьи и книги – кто о толерантности, кто об исламской угрозе. Алёна Сластихина (Шминке) – чемпионка мира по «открытости опыту». Она встаёт и идёт туда, куда другие боятся ехать на танках. Там, где русский мужик не пройдёт и с автоматом, она улыбается людям и учит новые слова. Она путешествует не по территориям – она путешествует по исламскому миру, культуре, традициям.

Тахир Базаров

– Можно ли назвать тебя профессиональным путешественником?

– И да и нет. Я довольно много путешествую, и это даёт хороший опыт. Сейчас я совершаю меньше ошибок, более тщательно прорабатываю маршрут, средства передвижения, проще выбирать темы для путешествия в тот или иной регион. Моя основная профессия всё-таки – консультант по бизнес-планированию и организационному развитию. Путешественник и консультант потихонечку объединяются: когда ко мне обращаются, я могу посоветовать что-то людям по разработке нетрадиционного туристического маршрута, иногда сопровождаю группы или даю рекомендации, в чёмто могу предостеречь.

Но путешествиями я не зарабатываю деньги, а, скорее, всё-таки их трачу.

– Я знаю, ты пишешь путевые заметки, собираешь интересные этнографические материалы. Почему твои работы больше известны на Западе, чем здесь у нас?

– Я публикуюсь и в России, но в основном в газетном или журнальном варианте. Просто из России откликов меньше, чем из Германии или Франции. Нет откликов из Америки. Как ни смешно, но, мне кажется, это вопрос государственной политики. Если государство решило для себя, что оно всё знает о том или ином регионе, то оно может диктовать ему условия или принимать за него решения, тогда никакие культурные связи ему просто не нужны и кажутся опасными.

Вчера звонил мой друг из Дербента. Студенты и преподаватели исламского университета в Дербенте строят мечети: каждый камень берут, обрабатывают и кладут с молитвой – это очень красиво, впечатления трудно передать. Молоденькая астраханская журналистка в маечке и джинсах приехала писать о закладке новой мечети. Меня спрашивают, кто её послал, почему не объяснили. Прошу передать ей трубку: дорогая коллега, попробуй выйти за ворота и пройти пятнадцать шагов налево, там в магазине купи косынку и кофту с длинными рукавами, а затем вернись обратно, но уже на равных; гарантирую, ты увидишь всё совсем по-другому – мягче и чудесней.

– Расскажи о твоей идее создания музея ислама в Саратове.

– Идея, собственно, не совсем моя. Давным-давно очень простые люди, встреченные мною в путешествиях, когда я собирала частную этнографическую коллекцию, попросили создать в Саратове музей ислама – по принципу бабушкиного сундука – чтобы интересно было узнавать и не страшно.

Я озвучила эту идею на всех необходимых уровнях, немного «поносилась» с ней, но, видно, время ещё не пришло. На Востоке говорят, чтобы произошло какое-то событие, нужно время, место, люди. Надеюсь, мы не опоздаем.

– Скажи, как и куда ты пошла впервые? Чем вызвано твоё неудержимое «стремление к перемене мест?

– Ты же сам когда-то подарил мне психологическое понятие «выедание социального пространства» – когда вокруг уже всё предсказуемо и известно, а для жизни нужно что-то новое.

Вначале был слишком долгий путь по протоптанным дорожкам советских традиций. Потомственный теплоэнергетик, я получила в наследство профессию и связи в сфере, где никогда не будет бедных, потому что люди, приближённые в нашей стране к свету и теплу, всегда найдут, на что «вкусненькое» этот ресурс обменять с максимальной выгодой для себя любимых. Политех, работа в министерстве топлива и энергетики, тёплое место на ТЭЦ, аспирантура.

Однажды я вдруг поняла, что эта дорожка уже настолько затоптана, что я на этом пути перестаю любить саму себя. А без любви зачем плоды с придорожных растений? Однажды я вылезла из-за компьютера, долго смотрела на дыру в заборе из колючей проволоки, куда работяги уходили на свободу в любое время суток, но не дальше точки раздачи «допинга». И начала побег: сняла туфли и пошла босиком по земле, не слыша предупреждающих криков бойцов охраны и «производителей тепла и света». И вот так до сих пор и путешествую, одна и без охраны. Ищу другого света, который не нужно охранять, потому что его нельзя продать.

– По каким пространствам ходишь теперь?

– В аспирантуре перевелась на другую специальность, изучала социальную идентичность. Сейчас преподаю в ПАГСе на кафедре социальных коммуникаций теорию организаций. Зимой изучаю традиции восточной мысли. Сколько бы ни рассуждали учёные мужи и дамы на конференциях о толерантности, веротерпимости и необходимости сосуществовать на одной планете людям разных рас и религий, пока цена на нефть растёт – всегда найдутся те, кто гораздо громче во всех газетах и по ТВ будет кричать об угрозе, которую исламский фундаментализм несёт всей западной цивилизации.

За такими громкими обвинениями в дремучем восточном невежестве, презрении к законам, по которым живут люди на Востоке, следуют теракты и гражданские войны. И я хожу там, где не часто ступает нога белого человека.

Однажды в Афганистане, в Балхе, я шла по стене древнего укрепления с целью посетить сооружение на горизонте, которое по незнанию принимала за романтическую беседку. Сопровождающим меня юным афганцам было лень тащиться туда по достаточно разрушенной и местами даже опасной стене, поэтому они спросили старика, мирно возделывающего под стеной мотыгой свою делянку конопли: «Бобо (отец), мы здесь пройдём?» «Женщина с вами – англичанка?» – отложил мотыгу и величественно задал вопрос старец. «Нет, русская мусульманка», – ответили спутники. «Тогда пройдёте», – всё так же величественно махнул рукой старец. «А если бы я была англичанка?» – заинтересовалась я. «Англичане здесь не пройдут, мы их убиваем», – уже не разгибаясь, но по-прежнему величаво ответил старик. Я была потрясена глубиной исторической памяти: последний раз англичане были здесь лет 120 назад. Здание на горизонте оказалось дзотом. Англичане действительно за всю историю афганских войн не смогли преодолеть стену этого укрепления.

– В чём же смысл таких путешествий?

– В путешествии, как нигде, возникает ощущение хрупкости мира и, как ни странно, сопричастности к его будущему. Я езжу, знакомлюсь с людьми, они впускают меня в дом, в жизнь, в свою потайную культуру. Описываю то, что вижу, в статьях, пишу книгу. Возможно, это заставит кого-то задуматься, прежде чем начать разрушать чужой мир.

Даже если от меня ничего не зависит, я делаю это для себя.

Для меня ценен толчок сердца путешественника в тот момент, когда он увидел то или иное проявление совершенства мира. Я встречала храмы, дворцы, пирамиды, которые наряду со своей миссией возвеличивать чтото служат и для того, чтобы толкать нас в сердце, вызывать короткий вздох восхищения миром. Я думаю, что человечество сразу умрёт, если исчезнут люди, способные на этот удар сердца и этот восхищённый вздох.

– Где тебе больше всего нравится ? Почему ты в основном ходишь по исламским странам?

– Я придумала для себя замечательный формат для путешествий – собирание сказок. Тогда получается, что каждое путешествие само превращается в сказку. Позапрошлым летом я поехала в Туркестан, изучать, как помогает людям жить сказка о Мушкиль Гуше – помощнике в беде. Это сказка, с которой начинается путь изучения суфийской традиции у Идрис Шаха. Туркестан – прошлая страна. Сегодня это территории Узбекистана, Казахстана, Афганистана. Пришлось пройти по ним всем.

– Когда ты уходишь странствовать, многие вокруг кричат вслед: «Ты куда, Одиссей (прости, Пенелопа), от жены, от детей?» Ищешь места, где чудеса, где дервиш бродит? А на самом деле, как ты не боишься, в одиночку?

– Моё любимое направление – восток. Саратов часто называют пограничьем между Европой и Азией. Мы достаточно легко входим как в западную, так и в восточную культуры. Для свободного путешественника, к коим я себя теперь уже могу относить, очень важно выбрать комплиментарное (по Гумилёву) направление. Это как «поймать волну» в сёрфинге. Если ты поймал это своё направление, то, даже гостя в простом сельском доме, ты будешь чувствовать себя лучше, чем ктото в фешенебельном отеле. А свободный путешественник, «если нужда велика, а желания малы», приобретает на Востоке покровительство Мушкиль Гуши и статус странствующего дервиша, которого не решится обидеть ни один воин.

Для кого-то Балх – это груда живописных развалин. Но ведь можно услышать, что местные называют его Шом-Бала (Поднятая Свеча) и он тут же превращается в Шамбалу – сакральный центр мира. Также и Кандагар – горячая точка военных действий «ограниченного контингента» в Афганистане. Но там его называют Гондор, а это уже из сказок Толкиена. Это надо помнить, чтобы не превратиться в геройского гоблина «ограниченного контингента». Слоняться по чужой стране воинствующим гоблином – это ведь тоже способ познания чужого мира. Американцы, которых в Афганистане интересуют прежде всего ресурсы, отправляют в «туристические вояжи» свою молодёжь, одев их в голубые каски «миротворцев». Очень трудно изучать людей и культуру в таких головных уборах. А без изучения людей другой культуры, не умея с ними договориться, подружиться, ресурс можно только отнять. Так что американцы ничуть в этом смысле не лучше советских коммунистов.

– В какую страну женщине нельзя ездить одной?

– Однозначно, смотря какой женщине. Среди моих знакомых есть женщины, которых вообще не надо выпускать из дома дальше бутика. Потому что при попытке открыть дверь в обычный магазин они обязательно сломают ноготь.

Женщине, как и любому другому человеку, если она ещё только начинающий путешественник и турист, стоит начинать либо с хорошо раскрученного туристического маршрута, желательно с комфортными условиями по климату и языку, либо с той страны, в которой она с детства мечтала побывать.

В данном случае меня нельзя брать за показательный пример, так как я профессионально легко вхожу в новую для меня культурную ситуацию. Это, собственно, и позволило мне совершить автономное путешествие автостопом в Афганистан, например. Просто так, ради любопытства или испытания своих сил делать этого не стоит.

Кроме того, я путешествую не одна, а с семьёй. Мой уникальный муж, «мастер коротких проектов», как он сам себя называет, не любит системно ходить на службу, чтобы зарабатывать много денег, ненавидит жару и длинные пешие переходы. Зато у нас на двоих пятеро детей и двое внуков. И поэтому, когда я представляюсь человеку восточной культуры, я никогда не забываю об этом сказать. Ни один мусульманин ни за что, под страхом вечного проклятия, не решится не то что обидеть – косо посмотреть на бабушку.

– В какой стране, потвоему, лучше жить, отдыхать, работать?

– Есть классика: «если выпало в Империи родиться, лучше жить в провинции, у моря». Жить и отдыхать – в Саратове на даче. Летом особенно понимаешь, что Волга очень много значит для нас. Но работать здесь непросто, может быть, местами от чрезмерной простоты.