Праздник непослушания

На минувшей неделе журнал «Таймс» назвал человеком года Протестующего. На минувшей же неделе кандидат в президенты России назвал российских протестующих бандерлогами, которые выходят на площадь за небольшие денежки. В субботу, 10 декабря, я была на Болотной площади в Москве. И своими глазами видела, что оплаченных обезьянок там не было.

20 лет без протестов

Девятого декабря около часа ночи я отправила московской сестре СМС, спросив, пойдёт ли она на со мной на митинг.

Сестра уточнила: «А что за митинг?» И на всякий случай поинтересовалась, не в Москве ли я. Ответила ей, что вот как раз в субботу и приеду. А митинг собирается под лозунгом «За честные выборы», но на самом деле люди придут, чтобы показать, что они не быдло.

«Танки в городе, – написала сестра. – Думаешь, они дадут переголосовать? Но я пойду тебя поддержать, даже если ты будешь требовать присоединения к Великобритании».

Потом мы немножко поговорили в переписке о бессмысленном и беспощадном русском бунте, и сестра спросила, где этот очередной будет происходить. Я рассказала о переносе митинга с Революционной площади на Болотную.

«Так. Ясно. Будут теснить к реке. Какие у нас лозунги?» – деловито продолжала разговор сестрица.

«Долой Чурова», «Руководителей избиркомов под суд», – вспоминала я.

«Кто такой Чуров?» – пришёл вопрос из Москвы.

Сестра моя – уникальный человек. Когда-то мы с ней вместе учились в московском университете и были, как и большинство студентов тех лет, очень политизированными. Шокировали матерей спорами «с телевизором», где в прямом эфире транслировались заседания Верховного совета СССР, и злобно клеймили за пофигизм соседку по комнате в общежитии, которой довелось ехать в одном купе с Юрием Афанасьевым, а она с ним просто болтала о погоде и природе, вместо того чтобы расспросить о повторяющихся развилках российской истории. А ведь этому мыслителю тех лет аудитория нашего факультета журналистики рукоплескала стоя.

Теперь моя сестра в свободное от телепроизводства всяческих шоу время рисует потолочные картины со смешными и грустными ангелами, раскатывает по Москве ночами на роликах, мастерит в зависимости от времени года то скворечники, то кормушки и старается вникнуть в гипотезы разных умных людей о квантовой природе всего.

СМС-лекция о главном руководителе главного избиркома в стране получилась куценькой.

«Да. Долой, – поддержала сестра. – Но что-то мне подсказывает, что дело не в нём».

Утром десятого я злилась на то, что сестрица приехала на вокзал с другом и маленькой дочерью. Не слушая возражений, забросила мою сумку в багажник машины и с ходу начала взывать к моему благоразумию, пытаясь отговорить от стояния на площади. Друг рулил по московским улицам. В 11 часов утра они были безлюдны. Перекрыты автозаками и поливальной и подметальной спецтехникой. Тихо и как-то совсем без команд строились в цепи бойцы всяких разных спецподразделений.

«Где вас высадить? Здесь? Одни будете маршировать между всем этим?» – раздражённо спрашивал друг. Он не верил в мою интернет-информацию о том, что на Болотную собрались прийти 50 тысяч человек. Он не понимал, зачем и кому это надо, но он уже точно знал, что я всё равно упрямо вылезу из машины и пойду на площадь. Ведь можно же жить совершенно независимо от государства. И жить хорошо и весело. Он говорил, что надо просто игнорировать власть со всеми её глупостями, и всё. Я честно пыталась сформулировать, почему в ночь с восьмого на девятое декабря твёрдо решила, что пойду на этот митинг. Ведь итоги выборов меня, как профессионального наблюдателя российской жизни, вполне устраивали.

Я видела, что «Единая Россия» притормозила своё победное шествие по воле людей, которые пришли на участки после долгих лет равнодушия к процедуре голосования, не побоялись поставить галку за любую другую партию, кроме ЕР, или перечеркнуть бюллетень. Я следила за тем, как нервничали фальсификаторы голосования, и наивно надеялась на то, что реальные итоги выборов властям всех уровней известны и заставят их думать о положении в стране всерьёз. В основе моего спонтанного порыва пойти на Болотную, в общем-то, лежало простое любопытство – придут или не придут на площадь 50 тысяч российских людей, заявивших о своём желании в Сети? И кто будут эти люди?

«И из-за этого ты готова умереть на этой площади?» – еле сдерживая негодование, спрашивал друг сестры, у которого к власти на самом деле были свои счёты, потому что он работает наёмным руководителем крупной компании, а его сын уже не раз и не два безуспешно пытался стать «белым» бизнесменом. А сестре за три часа до начала митинга всё так же нужны были чёткие лозунги и устроители с настоящей харизмой. Нынешние лидеры оппозиции все как один её не устраивали. Я говорила, что не будет ни того, ни других. И что вообще неизвестно, что и как будет, потому что слишком уж стихийно поднялась эта волна.

И тут позвонила дочь. На мою малодушную попытку остановить её от похода на Болотную, потому что вполне вероятны задержания, а она собирается в отпуск, она резко ответила, что больше чем на 48 часов вряд ли кого заберут, а их она готова отсидеть в обезьяннике. «Зато буду знать, что я была с теми, кто за правду», – сказала она. Спорить было бесполезно. Именно с такой решимостью дочь перевернула на первом уроке в первом классе портрет Ленина на столе своей первой учительницы со словами: «Он расстрелял царских детей!» Лет в 12 прочитав «Архипелаг ГУЛАГ», она была пару раз бита одноклассницами в новой школе за то, что пыталась вступить с ними в обсуждение текущих политических событий по мотивам теленовостей. В 14 лет, увидев на экране нового президента России Владимира Владимировича Путина, безнадёжно обидно сказала: «Ну и лидера вы для страны выбрали, взрослые», – и, потеряв к нам всё уважение, ушла взрослеть вместе с «Домом-2», гитлеровской книгой «Майн кампф» и тому подобными подростковыми прелестями.

В этом году она специально приехала из Москвы, чтобы проголосовать. В первый раз. Отдала свой голос партии Жириновского, над зажигательным темпераментом которого хохотала с самого детства. А ночью дочь в первый раз за последние десять лет смотрела прямой эфир, в ходе которого шёл подсчёт голосов, отданных за депутатов Государственной думы. И, внимательно въезжая в новую политику, сравнивала речи претендентов на власть.

Кто со страхом, кто за достоинство

За час перед митингом в районе Третьяковки появились молодые люди. Много людей. Они стихийными колоннами занимали тротуары. Они были очень серьёзными. Лица сосредоточенные. Как перед вступительными экзаменами. Когда внутренний выбор сделан и осталось только открыть дверь и вытянуть свой билет – счастливый или не очень. Некоторые тихонечко переговаривались. Доносились обрывки фраз: «Может, всё-таки не будут забирать? Митинг-то разрешённый».

«Кошмар! Это кошмар! Дети идут. Их же подавят. Зачем они идут? – сам с собой разговаривал вслух друг сестры, не надеясь на наше понимание. – Как их остановить?» «Никак, – отвечала я ему. – Дети выросли, и им не нравится то, как мы устроили жизнь в стране. Они хотят, чтобы она стала другой». «Но как они её изменят?» – спрашивала сестра.

Сегодня они об этом не думают, понимала я. Сегодня им важно просто выйти. Дочь уже звонила «от самой трибуны». Вокруг раздавали подрывные брошюры с новым докладом Немцова о беспределе власти. Навстречу прошла бабушка с ленточкой, на которой было написано «нах», бравый дедуган как бы гулял по набережной с плюшевым мишкой на гибкой палке. Сестра с другом остались ждать меня «на периметре». А вокруг было уже просто море молодого народа. И полицейские уже не призывали проходить через рамки и уже не проверяли сумки. Вежливо и доброжелательно они рассказывали про открытые дополнительные проходы на площадь и перенапрявляли нас вдоль цепи заградительной техники.

Пройдя через очередной кордон, я как-то сразу успокоилась. Внутри оцепления стражей порядка не было. Внутри были все свои. Преодолевшие сомнения и опасения. Можно было оглядеться по сторонам. Улыбнуться хороводу, в котором, взявшись за руки, прыгали замёрзшие парни и девчонки, скандируя в такт «пе-ре-выборы, пе-ре-выборы!». Рядом со мной стоял парень, на куртке которого были приклеены два плакатика. На одной стороне груди было написано «Я против революции», на другой «Я за честные выборы». Скоро стало понятно, что одиноких людей на Болотной мало. Как пришли, так и держались группами. В основном мужскими. Женщины с мужчинами тоже были. Но или совсем юные, или пожилые.

Шуршали обёртками «марсов» и «сникерсов». И никакого тебе пива, никакой водки, никаких запахов, намекающих на употреблённые спиртные напитки «для храбрости» или «для сугрева». Ходить по площади, плотно забитой народом, было легче, чем в общественном транспорте. Человек идёт, и все вежливо расступаются. В какой-то момент со сцены донеслась просьба отступить на шаг назад на счёт «три» по просьбе бойцов из оцепления. И все отступили без обсуждения. Надо так надо.

Прямо надо мной высоко на дереве сидел фотограф, но делать его ориентиром, чтобы найтись с дочерью, было бесполезно. На других деревьях фотографы тоже были.

Молча шли сквозь людей националисты. Лица их были закрыты шарфами и повязками. «Лица-то покажите», – добродушно предлагали расступающиеся люди. Но конспираторы упрямо двигались с флагами наперевес к трибуне. Потом оттуда через слабые микрофоны до нас долетали слова о том, что национальных лозунгов сегодня не будет. Потому что сегодня националисты пришли разделить общие лозунги. Лозунги были сумбурные. Про Чурова в отставку, про министров в отставку. Путину предлагалось уйти самому. Наибольший отклик нашло предложение повернуться в сторону Кремля и громко сказать «Жулики и воры». Все повернулись и сказали несколько раз эти слова с интонациями новогоднего праздника, когда все организовано кричат: «Ёлочка, зажгись!» Гораздо более сурово и мужественно получилось, когда скандировали «Россия! Россия! Россия!»

Окончательно промочив ноги ещё за час до официального окончания митинга, я начала пробираться к выходу. Никто на меня не шикал, не смотрел осуждающе. Навстречу шли новые митингующие. И их так же уважительно пропускали вглубь. На Большом Каменном мосту тоже готовились к окончанию митинга. Большой чин в дорогой добротной военной шинели следил за тем, чтобы солдатики чётко стояли на дорожной разметке, освободив одну полосу для движения людей. Автомобили с других полос гудели в поддержку гражданам пешеходам. Юные женщины дарили солдатам из спецподразделения цветы. Я схватила за рукав военного чина и, теребя его, начала говорить корявые слова благодарности за мир и покой, обеспеченный протестующим против порядков в стране детям. С другой стороны подошёл очень непростой мужчина. И дотронувшись чину до плеча, резко и нервно сказал: «Я вас лично прошу – не надо голосовать за Путина. Он очень плохой человек». Чин молча всё вынес. Только немного дёрнул лицом.

Лужков мост был увешан людьми. И растяжками с призывами вернуть честные выборы. С него всех выпускали, но никого не впускали. Боялись, что он рухнет. Я искала кафе за Третьяковкой, где мне уже заказали какао. А мимо с митинга промёрзшие, но довольные возвращались группки молодых товарищей, весело скандируя: «Путин. Лыжи. Магадан». И омоновцы, отодвинутые командирами в подворотни, провожали их оттуда спокойными взглядами.

За столиком в кафе друг сестры сидел молча. Сестра со смехом рассказала, что он позвонил сыну, а тот сообщил ему, что стоит на Болотной. И теперь вот отец переживает, что ему не удалось воспитать антисоциального ребёнка.

Тревожная пауза

«И что теперь будет дальше?» – спрашивают все вокруг друг друга. И ни у кого нет ответа. Потому что абсолютно ясно, что для того, чтобы власть всерьёз поверила в протестные настроения людей, нужно и дальше мирно выходить на площади. И не только в Москве, а по всей России. Но никто не даст никаких гарантий, что даже Москва в ближайшие выходные соберёт на проспекте Сахарова такое же многочисленное стояние. Потому что главные герои с митинга на Болотной уже ушли к своим компьютерам в свою сытую, обеспеченную жизнь. Они нисколько не революционеры. И вовсе не собираются тратить свою жизнь на то, чтобы бороться с мифическим Чуровым. В ту болотную субботу они просто попробовали собраться вместе. У них получилось. В следующий раз получится не хуже, только когда будет повод. Не зарегистрируют, например, на президентские выборы Прохорова. Начнутся аресты протестующих. Или оглушительно победит всех кандидатов 4 марта Владимир Владимирович Путин.