Владимир Филипченко: «Мы будем работать в интересах конкретного предприятия»
Недавно газета «Труд» перечислила список из счастливых профессий, представителям которых во время экономического кризиса не стоит опасаться безработицы. Оценщики бизнеса, юристы, антикризисные управляющие. О кризисах, глобальных и локальных, мы побеседовали с директором консалтингового агентства «Антикризис-Консалтинг» Владимиром Филипченко.
– Владимир Яковлевич, получается, вы сейчас на коне?
– Собственно, как это свойственно любой ситуации: кому-то она более благоприятна, кому-то менее. В сегодняшней ситуации специалисты, которые занимаются антикризисными вопросами, возможно, будут хорошо загружены. Но пока особой работы, связанной с кризисом, мы не наблюдаем. Возможно, ожидать всплеска стоит к весне.
Мы работаем как эксперты по антикризисному управлению предприятием – вместе с коллективом предприятия помогаем определить ему пути выхода из кризисной ситуации. Иными словами, занимаемся вопросами, которые можно отнести к микроэкономике. В настоящее время пока наиболее заметны макроэкономические процессы. Мы прошли первую волну в октябре, когда вкладчики начали массированно забирать деньги из банков. Сейчас, как говорят эксперты, начинается вторая волна, когда предприятия будут вынуждены погашать кредиты. Их много набирали в конце 2007-го – начале 2008 года. Когда предприятия начнут испытывать проблемы с перекредитованием (соответственно, с выплатой зарплаты, налогов и т. п.), тогда и начнёт появляться потребность в антикризисных специалистах, но это будет, очевидно, ближе к весне.
– Кажется, что глобальный экономический кризис стал неожиданностью для всех. А ваши профессионалы, вы сами замечали в реальной экономике пузыри, которые должны были рано или поздно лопнуть?
– Кризис разразился просто неожиданно, как макроэкономическое явление. На тех предприятиях, с которыми мы в это время работали, особенных кризисных проявлений не наблюдалось. Хотя в последнее время разного рода специалисты говорят, что симптомы промышленного спада отмечались уже в начале года. Но у нас они не были очевидными до осени. Я думаю, что эти симптомы маскировались высокими ценами на нефть. Пока они держались, признаки скрывались, как только цены на нефть упали, то сразу же стали заметными. Сначала это были признаки финансового кризиса, а затем и экономического. Хотя что здесь является первичным, а что вторичным – трудно сказать. На мой взгляд, неизбежность какого-то экономического катаклизма ощущалась некоторыми странностями нашей экономики. Например, ненормально высокие цены на товары, услуги, транспорт и их постоянный рост. Или огромная диспропорция в доходах граждан. Эта ненормальность должна была как-то себя проявить.
– Когда ваши профессионалы начнут работать в кризисных условиях, приоритетным для них будет первичность рыночной экономики или интересы отдельного предприятия?
– Мы всегда работаем в интересах конкретного предприятия. В России практически всё способное работать производство за последние годы консолидировалось, реструктурировалось, в какой-то мере инвестировалось и начало работать. Адаптировалось к рынку, где-то стало похоже на современное, достаточно хорошее производство. Худо-бедно работала кредитная система. И вдруг резко меняются внешние условия – существенно падает спрос и исчезают кредитные ресурсы. Соответственно, начинается производственный спад. Собственные оборотные средства быстро тают. Сейчас пока ещё не очень понятно, какие приёмы использовать в условиях кризиса, который пришёл извне.
Та классическая реструктуризация, которую применяют в условиях внутреннего кризиса, скорее всего, будет не нужна. Маловероятно, что она будет действенной, потому что основные причины кризиса макроэкономические. Хотя, конечно, если будет видно, что бизнес совсем тонет, для спасения «кусочков» необходима реструктуризация. Правда, в каждом конкретном случае необходим отдельный подход.
– На каких направлениях вы ожидаете череды банкротств?
– Это может быть любая компания, которая не имеет собственных оборотных активов и работает на заёмных средствах. Представляется следующая картина. В первую очередь это ретейл. Здесь ожидаются классические банкротства. По крайней мере их трудности мы уже наблюдаем, приходя в сетевые магазины. Они берут деньги в кредит, покупают продукцию, размещают её в магазинах или просто размещают продукты, взятые под реализацию. В качестве активов у них обычно имеется только дебиторская задолженность, которая, я думаю, имеет невысокую ликвидность. Безнадёжные долги будут списываться, кредиторы, а это в основном банки, здесь пострадают. Для ретейла, таким образом, наступают непростые времена.
Сложно будет строителям. Здесь тоже будет наблюдаться классическое банкротство. Но в этом случае есть, на первый взгляд, более серьёзный актив в виде недостроенных объектов. На период кризиса, однако, эти активы будут замораживаться. В Саратове и сейчас можно видеть незавершённые стройки, которые стоят без движения много лет. В такой ситуации эти активы будут реализовываться за копейки. Соответственно, и долги будут погашаться очень слабо. Несомненно, тяжело будет банкам. Здесь также грядут серьёзные проблемы – невозврат кредитов при дефиците межбанковского кредитования. Ну и, конечно, промышленные предприятия.
– Международные эксперты всё чаще говорят о том, что быстрее всего из мирового кризиса выйдут страны, готовые предложить качественно новые технологии. Какие перспективы у нашей страны? Мы можем удивить мир российскими технологиями?
– По-видимому, правильно говорят международные эксперты. С большой долей уверенности можно утверждать, что из кризиса быстрее будут выходить те экономики, которые смогут предложить рынку что-то принципиально новое. Это стандартная аксиома. Возьмём ситуацию с ценами на нефть. Она тоже была одной из причин кризиса. Этим летом были заявления о том, что цена за баррель поднимется до двухсот долларов. Понятно, что использовать нефть для повседневного потребления, например в виде бензина, при таких ценах становится нереально. Поэтому одним из результатов кризиса будет уход от бензина посредством новых технологий. И нефтяные страны, которые пытались взять за горло весь мир своими ценами, в этом плане могут заметно потерять свою актуальность.
Не случайно у нас начались широко декларируемые попытки добиться успехов в области нанотехнологий. Я считаю, что научный потенциал у нашей страны в этой сфере очень серьёзный, и если удастся его реализовать, это будет существенный прорыв в мировые лидеры. Но это очень непростое дело, и на практике осуществить такой прорыв крайне тяжело. В высоких технологиях так – чем они выше, тем больше пропасть от теории до практики. Чтобы её преодолеть, нужны безумные капиталовложения, которые должен делать бизнес, а государство – всеми мерами поощрять эти капиталовложения. Какие-то страны, например Япония и Корея, идут на это, какие-то нет.
– Российский премьер-министр недавно приказал ускорить повышение производительности труда в три-четыре раза. Как вы думаете, насколько грамотная и современная организация производства на каждом субъекте экономики может приблизить Россию к этим показателям?
– Повышать производительность труда необходимо. Мы уже интегрировались в мировую экономику и позиционируем себя как серьёзный экономический игрок. И в этой ситуации держаться на рынке только за счёт «льна, пеньки и нефти» неправильно. А для того чтобы выйти на мировой рынок с продукцией машиностроения или электроники, нужна производительность труда, иначе продукт становится безумно дорогим, да и качество его сегодня оставляет желать лучшего.
Почему мы торгуем в основном нефтью, металлами? Потому что там вопрос рентабельности сложнее и напрямую не связан с трудозатратами. Но, когда надо реализовать продукцию хай-тек, тогда проблема производительности сразу выходит на первый план.
Те предприятия, которые сегодня работают в России, требуют совершенно радикальной модернизации и реконструкции. Откуда брать деньги? Понятно, что может помочь государство, но оно не в состоянии инвестировать всю промышленность. Второй вариант – мировой рынок. Мы оттуда уже брали деньги, но опять же они попадали туда, где была лёгкая отдача, – в нефтегазовые отрасли. Нормальному промышленному, машиностроительному предприятию вообще сложно было перевооружиться. Если нет серьёзного инвестора, то ничего как не происходило, так и не происходит.
– Распечатав резервные фонды, государство раздаёт деньги направо и налево. Как вы считает, это эффективная мера?
– Правительство отдавало деньги банкам, а банки должны были восстановить межбанковское и потребительское кредитование, кредитование промышленных предприятий. Ничего подобного не произошло. Деньги в банки попали, и всё – финансовый тромб. Сейчас премьер-министр дал новое указание – должен быть сформирован список из 300 федеральных и 1200 региональных предприятий, которым напрямую пойдут 300 миллиардов рублей. Может быть, так сразу и надо было сделать. Если эта схема реализуется, то для промышленности она окажет серьёзную помощь. Вопрос только в механизме попадания предприятия в «счастливчики». Для трёхсот федеральных предприятий критерии определены, главный критерий – оборот должен быть не менее 15 миллиардов рублей. Но почувствуем ли эту антикризисную меру, повлияет ли это на общую ситуацию в экономике? Пока не известно. Хотя, на мой взгляд, адресная помощь предприятиям, направленная в обход банков, это правильно.
– Как вы думаете, кому сейчас страшнее вглядываться в горизонты кризиса – более информированному человеку или далёкому от деловой прессы и Интернета?
– Страшнее тому, кто информирован. Ситуация сейчас тяжёлая и непростая. Конечно, сравнивать её с 1998 годом пока не стоит, но, если мы вернёмся на несколько лет к цене на нефть порядка 40–30 долларов, нам будет крайне сложно. Мы жили с такой ценой в первые годы 20 века, но сейчас несоизмеримо выросли расходы государства. Стабилизационные и резервные фонды тают быстро. Никто не может сказать, насколько эффективно они тают, есть от этого толк или нет. Наверное, сейчас по инерции особых острых ощущений от кризиса человек не испытывает. Но, я думаю, что кризис будет спускаться сверху вниз. От олигархов к пенсионерам. Олигархи уже очень сильно ощутили его влияние, сейчас ощущает средний класс. Если он опустится далее, будет совсем плохо.
– С учётом возросшей потребности в услугах антикризисных менеджеров увеличивается ли вероятность столкнуться с аферистами?
– Вероятность столкнуться с недоброкачественными услугами всегда есть. У нас как только формируется общественная потребность, сразу всплывает некая «пенка». Несмотря на то что наши предприятия решили многие свои основные проблемы, смогли адаптироваться к современной жизни, у них осталось ещё много внутренних проблем. Мы видим, что у нас нет жёсткого финансового менеджмента, который принят во всём мире. У нас его нет, и роль его до сих пор не оценена. Нельзя сказать, что это панацея, но это очень важный момент, особенно для кризисной ситуации.
Любому предприятию в нынешней ситуации будет важен антикризисный план. Принципиальным элементом этого плана должен быть бюджет. Если предприятие зарабатывает денег меньше, чем надо, ему необходимо адаптироваться к среде. Например, предприятие выпускает продукции на 300 миллионов рублей в месяц, на нём работает тысяча человек, у него были потребители, поставщики, и всё было более-менее нормально. Но сегодня рынок «сжался», предприятие получает выручку уже не 300, а 250 миллионов. Понятно, что за 2–3 месяца рынок не восстановишь. Необходимо урезать затраты, сокращать какие-то производства, увольнять сотрудников. Это неизбежно. Но это возможно только тогда, когда предприятие живёт по жёстким финансовым правилам. Чаще мы сталкиваемся с другим – начинаются задержки зарплаты, налоговых выплат и т. п. Предприятие зарабатывает 250 миллионов рублей первый месяц, второй... Акционеры, руководители понимают, что необходимо принимать антикризисные меры, а вместо этого просто задерживают зарплату. Такая ситуация была повсеместной в девяностые годы. Не дай бог всё это повторится, но такая опасность есть. Таким образом, предприятие вплотную подходит к банкротству, которое, конечно, акционеры будут называть рейдерством.
