«Компромисс между жизнью и смертью»

Оценить
Фотография Сергея Довлатова на обложке и слово «компромисс» из названия довлатовской повести заранее указывают писателю на то, кто будет главным героем.

В санкт-петербургском издательстве «Азбука-Аттикус» вышла мемуарная книга Елены Скульской «Компромисс между жизнью и смертью» (соиздателем значится также московский «КоЛибри»). Фотография Сергея Довлатова на обложке и слово «компромисс» из названия довлатовской повести заранее указывают писателю на то, кто будет главным героем.

Елена Скульская, автор книг «Довлатов. Творчество, личность, судьба» и «Сергей Довлатов. Последняя книга», а также худрук «Дней Довлатова в Таллине», знает своего героя лично – по таллинскому периоду его творчества.

Мемуары переплетаются большими цитатами из довлатовских писем: после того, как в 1975 году в Таллине «зарубили» первую книгу Сергея Донатовича, а самого его выгнали из редакции «Советской Эстонии», где он работал, он был вынужден вернуться в Ленинград. Елена Скульская оказалась в числе его немногих таллинских корреспондентов; регулярная переписка продолжалась вплоть до 1978 года, когда Довлатов уехал из СССР. Вот типичное довлатовское письмо: «Новостей мало. На работу не берут. Первые заработки ожидаются в сентябре. Зато сочиняю много, от отчаяния. Написал мстительный рассказ о журналистах «Высокие мужчины». Заканчиваю третью часть романа. Ну и кукольную пьесу с лживым названием «Не хочу быть знаменитым». Она лежит в трех местах. Пока не вернули» (экземпляр пьесы нашли в архиве Псковского театра только в 2002 году – и немедленно её поставили. К этому времени Довлатова уже 12 лет не было на свете).

В мемуарах – много живых подробностей времен «таллинского периода». Например, вот такая деталь: «В Таллине он придумывал себе название. Писатель – дерзко, прозаик – заносчиво, литератор – для знаменитостей, буду называться «автор текстов». Так обозначив себя, он и пришел в Союз писателей с рукописью «Зоны»...». По мнению мемуариста, переезд Довлатова из Ленинграда в Эстонию был родом «настоящей эмиграции». И там ему на первых порах было крайне неуютно: «Постоянный привкус фальши и множество мелких удобств, от которых невозможно отказаться. Невыбранные люди, но не как случается в коммуналках или купе поездов, а со взглядом, застегнутым на все пуговицы, с недоразвитым жестом».

Общение мемуаристки и Довлатова продолжалось и после его отъезда в «большую» эмиграцию в Нью-Йорк. Вот еще одна эпистолярная цитата – уже конец 80-х: «Я хоть и большой шутник, но душа у меня сугубо патетическая. Любой дружелюбный жест волнует меня чрезвычайно. Этим я, как правило, и ограничиваюсь. Спасибо за всё. За добрые слова и приглашение. Всё помню... И если жизнь – выявление опытом путей добра и зла, то я к чему-то пришел. Думаю, не к разбитому корыту. Хотя толстею, седею, зубы начисто вываливаются – голубые, розовые, беж... Наши письма в общем-то лишены содержания. Они – лишь сигнал приязни. Попытка сохранить температуру отношений до будущей встречи».