Правильно попасть в систему

1479

Оценить

Тюремные консультанты уже есть, ждем выхода путеводителей

Сплошные неудачники

Львиную долю информации в прессе занимают сегодня аресты, суды и приговоры. Приведем несколько примеров. Однозначных и не очень. Просто для того, чтобы масштабы были понятны.

Начнем с самого верха. Прошлой осенью впервые в истории России по делу о коррупции задержан федеральный министр. Экс-главу Минэкономразвития Алексея Улюкаева подозревают в получении взятки.

В 2015 году был задержан глава Сахалинской области Александр Хорошавин. Детали процесса смаковали и СМИ, и сами граждане – обыски с горами денег, золотые ручки, «Лексус» для незнакомки. Тогда же случилось еще одно громкое дело против губернаторов – взяли главу Республики Коми Вячеслава Гайзера. Он обвиняется в организации преступного сообщества и мошенничестве в особо крупном размере.

Сейчас главы регионов следят за процессом Никиты Белых – бывшего коллегу из Кировской области обвиняют во взяточничестве.

Оставим политиков и переключимся на правоохранителей. На многомиллионной взятке поймали главу управления «Т» антикоррупционного главка МВД России Дмитрия Захарченко. На мзде от вора в законе погорели экс-глава управления собственной безопасности Следственного комитета Михаил Максименко, его заместитель Александр Ламонов и первый заместитель главы управления СК по Москве Денис Никандров.

Немного о представителях культуры. Громкое дело Кирилла Серебренникова. Знаменитого режиссера обвиняют в крупном мошенничестве.

Спустимся ниже. Поближе к нашим реалиям. Около 400 демонстрантов задержаны, в отношении 35 возбуждены уголовные дела. Таковы итоги «Болотного дела». Ну, вы помните, большой протестный митинг в Москве.

Среди этих 35 есть разного рода активисты и политики, например Гиви Таргамадзе, Леонид Развозжаев и Сергей Удальцов. Но есть и простые люди. Несколько фамилий. Елена Кохтарёва. Пенсионерка. Обвинялась в массовых беспорядках и применении насилия к двум сотрудникам полиции. Получила три года и три месяца условно. Леонид Ковязин. Общественный активист, журналист, актер. Обвинен в массовых беспорядках – следствие заявило, что он «уничтожил» шесть туалетов. Амнистирован после 15 месяцев лишения свободы. Дмитрий Ишевский. Воспитатель в кадетском корпусе. Набор стандартный – массовые беспорядки, насилие в отношении сотрудников правопорядка. Провел за решеткой три года и два месяца.

«Неудачники», – наверняка сказала бы о гражданах выше фигурантка дела «Оборонсервиса» Евгения Васильева. Она нанесла государству ущерб на сумму более 600 миллионов рублей. Получила за это пять лет колонии, отсидев там всего 34 дня.

Еще пара историй об обычных смертных. Ильдар Дадин. Гражданский активист. Осужден за неоднократные митинги и пикеты. Александр Соколов. Журналист РБК. Признан виновным в организации деятельности экстремистской организации, выступавшей за введение уголовной ответственности за плохое управление страной. Приговорен к 3,5 годам колонии.

Если вы на митинги не ходите и гражданскую позицию никак не проявляете, не думайте, что «Большой Брат» вас не заметит. Дмитрий Богатов. Аполитичный преподаватель математики. Обвиняется в призывах к терроризму и в попытке организации массовых беспорядков. Он скачивал фильмы и музыку через анонимайзеры. С IP-адреса его компьютера был оставлен комментарий, который следствие считает призывом к терроризму. Теперь его обвиняют в преступлении, которое теоретически мог совершить любой пользователь анонимной сети.

Екатерина Харебава. Продавщица из Сочи. Получила шесть лет колонии за то, что отправила смс другу из Грузии. Увидела военную технику, которую везут в сторону Абхазии. Об этом ему и написала. Было это накануне абхазско-грузинского конфликта. Через пять лет её взяли под стражу. Итог – шесть лет тюрьмы за шпионаж.

Еще не страшно? Брата спецкора «Медузы» Ильи Жегулева финансиста Леонида Жегулева обвиняют в покушении на незаконный сбыт наркотиков. Тот заявляет, что гашиш ему подбросили. Возле дома его догнали семь человек. Отвели к машине и заставили положить руки на капот.

Еще одна история, произошедшая на минувшей неделе: стилист Юлия Журавлева обвинила московских полицейских в том, что они подбросили ей наркотики, а потом вымогали взятку. Некий пакетик с таблеткой нашли у неё в сумке. Случилось это при досмотре на входе в парк «Зарядье».

Либерализацию помножить на гуманизацию...

Между тем ФСИН рапортует о либерализации уголовно-исполнительной политики и гуманизации исполнения наказаний. По данным системы, число заключенных к началу 2017 года достигло исторического минимума – 630 тысяч человек. Эту цифру противопоставляют данным за 2000 год, когда за решеткой сидело более 1,9 млн граждан.

Относительно сегодняшних цифр стоит отметить: с учетом граждан, приговоренных к наказаниям, не связанным с изоляцией от общества, итоговая численность осужденных не так уж и мала – около миллиона. О количестве незаконно задержанных и осужденных свежих данных, к сожалению, нет. Есть информация февраля 2014 года. Действовавший в то время генпрокурор Юрий Чайка сообщил, что всего за три последних года к уголовной ответственности неправомерно было привлечено более 14 тысяч человек.

Зона и энциклопедия по ней

Тюремный консультант. Есть такая профессия в США. Её носители предлагают помощь людям, которые могут попасть за решетку. Консультанты рассказывают о правилах поведения, нюансах и механизмах системы, знакомят с понятиями и жаргоном, учат тому, как можно уменьшить срок наказания и как воспользоваться программами по досрочному освобождению.

Пользуются услугами таких людей не отпетые негодяи, а испуганные финансовые воротилы, хакеры.

На прошлой неделе в России заработал свой «Тюремный консультант». Создали ресурс организации, хорошо знакомые с ситуацией в пенитенциарной системе – благотворительный фонд «Русь сидящая» и правозащитный центр «Мемориал» (признан иностранным агентом).

Сайт vturme.info основан на рассказах людей, столкнувшихся с российской системой уголовного преследования и исполнения наказаний. Он предназначен для информационной поддержки заключенных и их семей.

Личные истории прошедших тюрьму людей помогут обычным людям сориентироваться в порядках колоний и СИЗО, которые разнятся на большой территории России, считают авторы проекта.

Что уж говорить про простых людей, если даже начальники системы исполнения наказаний не знают, что их ждет за решеткой. Вон замглавы ФСИН Олег Коршунов, арестованный по подозрению в растрате госсредств, сидит в Лефортово. И удивляется в интервью, данному «МК», условиям содержания: «Фуфайка, в принципе, удобная. Я в ней сплю, чтобы не замерзнуть. А вот в тапочках гулять по прогулочному дворику холодно». Газетный обозреватель обращает внимание сидельца на кирзовые ботинки, стоящие в углу камеры. И вспоминает, как правозащитники и журналисты не раз просили Коршунова разрешить заключенным использовать шнурки, но тот, опасаясь суицидов, был непреклонен. «Вообще не понимаю, как можно ходить без шнурков», – резюмировал Коршунов. И посетовал, что на местном матрасе ему спать неудобно – бока болят.

Об особенностях саратовской пенитенциарной системы мы побеседовали с адвокатом Маргаритой Ростошинской.

Маргарита Ростошинская РЫБА ТУХНЕТ С ГОЛОВЫ

– Расскажите о состоянии саратовской системы исполнения наказаний.

– Не так давно к нам пришел новый начальник УФСИН. Хочется верить, что за этим последуют положительные изменения – то есть изменения в сторону законности.

Исправительная система должна быть направлена на то, чтобы дать человеку шанс исправиться и возможность начать новую жизнь. К сожалению, в нашем регионе тюремная система работает не так, как прописано в законе.

За последние годы несколько сотрудников исправительной системы были осуждены за тяжкие преступления – вымогательства, взятки, избиения, причинения тяжкого вреда здоровью, которые впоследствии привели к смерти.

Закон позволяет условно-досрочное освобождение, но у большой части местных заключенных нет реальной возможности им воспользоваться.

Неоднократно сталкивалась с ситуацией, когда осужденным, имеющим все основания для того, чтобы освободиться по УДО: не нарушают режим и состоят на облегченных условиях содержания, имеют ходатайства и благодарности людей, положительную характеристику, суды отказывают.

Из своей практики могу выделить только две колонии. И обе они находятся не в Саратовской области. Это ЛИУ-7 в Чувашии – тюремная больница для женщин, страдающих наркоманией. Содержащиеся там женщины просто хором рассказывают о положительном отношении к осужденным.

Вторая – ИК-1 в Северной Осетии, где тоже правильное отношение к заключенным – без оскорблений, унижений, издевательств.

Ни от одного заключенного в Саратовской области я не слышала: колония хорошая, меня здесь исправляют. Так говорят, как правило, на судебных процессах по УДО осужденные, сотрудничающие с администрацией учреждения.

– Значит, похвалить саратовские колонии не можете?

– Могу только выделить колонии, из которых поступает минимальное количество жалоб. Это ИК-33 (Елшанка), ИК-10 (Сокурский тракт), ИК-2 (Энгельс). Что касается жалоб. Одно дело, – говорить на ухо адвокату: тут происходит то-то и то-то, и другое – написать официальное заявление. Не все на это решаются. Поскольку практика осуждения за ложный донос тоже имеется. Когда осужденный жалуется на избиение и пытки, а в итоге сам получает приговор.

– Как могут пожаловаться заключенные на условия содержания? Через адвокатов и родственников?

– Только так. Письмо с жалобой не пройдет цензуру и не выйдет за пределы учреждения.

У нас есть еще региональная общественно-наблюдательная комиссия, достаточно формальная, на мой взгляд. За время существования её нынешнего созыва от комиссии в правоохранительные органы и прокуратуру по надзору не поступило ни одного заявления. Каждый раз после проверки колоний комиссия отчитывается: всё хорошо, осужденные с жалобами не обращались.

Насколько я знаю, когда в места заключения приезжают уполномоченный по правам человека и комиссия, им показывают осужденных, которые сотрудничают с администрацией. Тех, кто готов пожаловаться, прячут подальше.

Для того чтобы ситуацию в саратовской системе исполнения наказаний изменить, в комиссию должны идти добросовестные люди. И родственники должны быть активнее.

– Ненадлежащее отношение к заключенным со стороны рядового персонала может происходить без ведома руководства колонии?

– Рыба тухнет с головы. Если руководство закрывает глаза либо дает добро на определенные действия, тогда в колониях и происходят разного рода нарушения.

– Как насчет бытовых условий в саратовских тюрьмах?

– Совсем недавно мне пришел ответ от прокуратуры по надзору. Не формальная отписка, как обычно бывает. Прокуратура установила нарушения, о которых мы писали во все инстанции в течение полугода, и в УФСИН отправила представление о том, что необходимо их устранить.

Касается ситуация просто невыносимых условий содержания в камерах ЕКПТ в ЛИУ-3 в Балашове. Представьте, в камере несколько человек, канализация сломана, система вентиляции отсутствует.

Очень многие заключенные этого учреждения жаловались также на нарушение норм питания, медицинское обслуживание.

– Очень часто СМИ рассказывают о том, что в местах лишения свободы с медицинской помощью туго и её могут вовсе не оказать.

– Согласно документации медицинскую помощь они оказывают. Обследования проводят, если это необходимо. Но относятся к заключенным не как к людям, которые нуждаются в лечении, а как к какому-то низшему классу. Если совсем умираешь, тебе, конечно, окажут медицинскую помощь, а если можешь ходить, то походи.

У нас очень много осужденных, нуждающихся в освобождении от отбывания наказаний в связи с тяжелыми заболеваниями. Но в реальности шансов выйти на свободу у них практически нет. Зачастую людям просто отказывают в проведении экспертизы, потому что на это необходимы определенные силы, ресурсы.

Из практики, у меня есть один подзащитный. Он состоит на учете у нарколога и хочет вылечиться. В Мордовии у нас есть исправительное учреждение, где лечат от наркомании. На той неделе я получила отрицательный ответ от медицинско-санитарной части. И в большинстве случаев заключенным отказывают, хотя это незаконно.