Майкл Джексон: Мечтаю строить в Саратове энергоэффективные дома
«– Меня зовут Майкл. Майкл Джексон». – «Ага, а меня тогда Юрий Гагарин». Имя нашего героя уже давно стало поводом для недоразумений и добрых шуток. Бизнесмена из Далласа с не сходящей с лица широкой американской улыбкой знают в городе многие интересующиеся английским языком. Он проводит занятия английского, угощает знакомых собственными блюдами и даже продюссирует реалити-шоу о работе в студии – такой вот достался Саратову кусочек глянцевой Америки. А еще, оказывается, Майкл привез с собой свою американскую мечту...
– Майкл, как тебя сюда занесло? Почему именно Саратов?
– Впервые в жизни я узнал о Саратове в 2001 году, когда моя церковь при посредничестве русского Фонда мира направила меня сюда с гуманитарной миссией помочь детям из детских домов, детям с ограниченными возможностями и поучаствовать в других проектах. Но в первый раз я приехать сюда не смог: мой корейский бизнес-партнер пригрозил не заплатить причитающиеся мне деньги (больше 18 тысяч долларов), если я приостановлю сотрудничество из-за поездки в Саратов. Конечно, работать на себя здорово, но есть в этом и недостатки: каждый клиент становится твоим боссом.
Так вот, в Саратов я все-таки приехал в 2002 году. С этим связан забавный случай. Я должен был доставить сюда из моего родного Далласа компьютеры для детских домов. Не просто доставить, но и собрать. Я смог собрать из 30 старых компьютеров всего 18 машин в исправном состоянии. Я попросил церковь оплатить расходы, чтобы я смог собрать с нуля еще 8 компьютеров. Но когда мы привезли их сюда, выяснилось, что часть компьютеров пропала, а вместо них в контейнерах медицинское оборудование! Где-то на таможне в Германии, Беларуси или России, мы думаем, произошла подмена. Всё потому, что некоторые контейнеры были неполные, и мы оплатили только половину объема. Вторую половину наполнили медицинским оборудованием, предназначавшимся в другой уголок России. Вероятно, они и получили наши компьютеры.
– И что вы сделали с этим медицинским оборудованием?
– А ничего. В России нам сказали, что, поскольку в нашей накладной оно не указано, то выдать его нам не могут. Сказали, что обязаны уничтожить потерянный товар, но кто знает? Надеюсь, оно кому-то пригодилось.
– Начиная с 2002 года ты постоянно живешь здесь или приезжаешь сюда время от времени?
– Обычно приезжаю сюда по два-три раза в год. Как правило, это краткосрочные визиты от пары недель до двух-трех месяцев. Но в последний раз я приехал в декабре 2013 года, и с тех пор я нанес всего два коротких визита в США (первый раз – когда мой отец ушел из жизни), и еще был в отпуске в Берлине и на греческих островах.
– Тяжело находиться в Саратове без знания русского языка? (разговор идет на английском. – Прим.ред.).
– Я говорю по-русски совсем чуть-чуть: могу сказать «суп», «без рыбы» и так далее. Я изо всех сил пытаюсь выучить второй иностранный язык... А пока не могу сказать, что у меня в связи с этим большие проблемы в жизни. Вокруг меня много людей, моих друзей, которые хотят говорить на английском.
Знаешь, мой прадед Джесси Б. Джексон и мой дед Вёрджил владели более чем десятью языками, в том числе русским. Прадед Джесси был американским консулом в Алеппо, Османской империи. Ему приписывают спасение жизни тысяч армян во время армянского геноцида, а во время Первой мировой войны он был официальным представителем Российской империи наряду с представителями других союзных держав.
– Расскажи, пожалуйста, чем занимаешься в нашем городе. Знаю, что ты работаешь в качестве преподавателя, репетитора английского...
– В качестве волонтера-преподавателя, я бы сказал. Дело в том, что моя бизнес-виза не позволяет мне наниматься и получать зарплату – я могу только совершать сделки или открывать свою компанию. В зависимости от того, сколько инвестиций я привлеку в российскую экономику, появятся дополнительные привилегии для получения статуса временного или постоянного резидента. По образованию я инженер-строитель, и я пробую начать здесь свой строительный проект. Однако американские и мексиканские инвесторы продолжают извиняться передо мной за то, почему они не хотят вкладывать свои деньги в Россию.
– Понимаю. Не вижу никаких причин, чтобы заинтересоваться Саратовом.
– А я считаю, что я могу получить прибыль в Саратове! Я могу строить здания на 80–90 процентов быстрее, чем они строятся здесь и сейчас. Я могу строить здания на 50 процентов дешевле, чем они строятся здесь и сейчас. Кроме того, мои дома будут энергоэффективными и будут нуждаться только в 20 процентах от объема потребляемых ныне энергоресурсов, чтобы самонагреваться и самоохлаждаться.
– Здания потребляют столько энергоресурсов наверняка в связи с суровыми российскими погодными условиями...
– Ты можешь строить здания с каменной или кирпичной кладкой трехметровой толщины, но внутри не станет от этого теплее, это просто замедлит подачу энергии. Современные материалы и новые технологии в строительстве могут сделать конструкции энергоэффективными, просто в Саратове их не используют либо используют не так. Мне не раз говорили, что это не русский путь... То, как сегодня строятся дома в Саратове, – это технологии столетней давности. Это очень трудоемкий и медленный процесс, с использованием тяжелых материалов. А я собираюсь использовать структурные изоляционные панели, СИП-панели и сэндвич-панели (которые уже представлены в Саратове, но не снискали хорошей репутации). Мне сказали, что качество сэндвич-панелей, произведенных здесь, оставляет желать лучшего.
– Вот видишь, сколько преград. Скажи, ты всерьез считаешь, что сможешь осуществить свой проект в Саратове?
– Я не собираюсь расставаться со своей идеей – если я не найду здесь местного инвестора, я просто попробую это осуществить где-нибудь еще. Это может быть какая-нибудь восточно-европейская страна, либо я вернусь обратно в США, или поеду в Мексику. Есть заинтересованные в моем проекте люди из Шри-Ланки и Ямайки. У меня есть другие возможности, стоит мне только захотеть.
Сейчас, например, я держу в голове идею, как совершенствовать дом, чтобы он генерировал больше энергии, чем потреблял, с солнечными батареями и другими приспособлениями для получения энергии из ветра и дождя. В моей системе электричество может также извлекаться из газа.
– Если ты понимаешь, что это почти неосуществимо в Саратове, то почему продолжаешь здесь жить?
– Потому что я упрямый. И я не люблю проигрывать (улыбается).
– Как долго еще ты планируешь здесь оставаться?
– Если я не смогу начать свой строительный проект, я покину город следующей зимой или в конце следующей зимы. Я также поставил себе цель снять реалити-шоу о моей строительной работе и о моей жизни здесь, как только это обретет глобальный характер.
– Наверняка тебе много есть что сказать о нашем городе. Вот если бы у тебя была волшебная палочка, что ты изменил бы в Саратове в первую очередь?
– Дороги! Они могут быть изменены без какой-либо магии. Лет десять назад мой университет SMU (Южный методистский университет. – Прим. ред.) предложил нескольким саратовским министрам систему, разработанную техасским департаментом транспорта. Специальные датчики измеряют скорость движения на перекрестках, что позволяет моделировать транспортные потоки, избегать заторов и дорожных аварий. Программа позволяет не только предугадывать такие проблемы, но и вносить улучшения в режиме реального времени. К сожалению, саратовские чиновники сказали, что не видят возможности использовать эту систему в Саратове. SMU предложил эту программу стоимостью миллион долларов просто так – но они снова сказали: «Нет-нет, это для нас не настолько необходимо». Я подумал: да вы шутите?!
– В самом начале ты говорил про церковь, которая тебя сюда направила. Что это за церковь?
– Моя церковь – методистская. В России она существовала еще до революции.
– У нас в стране очень настороженно относятся к другим конфессиям, кроме православной церкви и некоторых других широко распространенных. Не обвиняли ли вас в сектантстве? Как относятся российские власти к методистской церкви последние несколько лет?
– Я бы сказал, это зависит от церкви. Методистская церковь является одним из ответвлений мейнстрима – протестантской церкви. Я недостаточно вовлечен сейчас в церковные дела и не знаю про взаимоотношения между ними, но, на мой взгляд, государство не должно создавать препятствий для этого. Ведь то, к чему призывает наша церковь – помогать другим людям на общественных началах, зарабатывать больше денег и платить больше налогов. Если ты живешь по божьим законам – не важно, православный ли ты, католик, методист, пресвитерианин, лютеранин, мусульманин или буддист – ты стараешься не совершать плохих поступков и стремишься к высоким моральным качествам.
Например, в Америке давно выявлено, что самыми успешными в избавлении от наркотической и алкогольной зависимости являются именно религиозные учреждения. Почти каждый, кто прошел через государственную программу избавления от зависимости, возвращается к ней через два-три года. Светские некоммерческие организации могут помочь продержаться пять-семь лет. Но если человек был поддержан общением с богом, даже спустя 20 лет в 90 процентах случаев он воздерживается от наркотиков и алкоголя. Бог дает ему что-то еще взамен.
– Кстати, несколько лет назад в России был принят закон, который запрещает иностранным организациям оказывать финансовую помощь российским некоммерческим организациям. Это называется «закон об иностранных агентах».
– Насколько я понимаю, правительство России обвинило некоторые или большинство из этих организаций во вмешательстве в российскую политику. Я полагаю, что они действительно делают много хороших дел в Америке и во всем мире, хотя кто это знает наверняка... Не хочу влезать со своими суждениями в вашу политику, это ваша страна. Но что интересно: то же самое происходит в США прямо сейчас!
Один мой бизнес-партнер в Далласе участвует в совместных проектах наших городов-побратимов Саратова и Далласа. Но он к тому же демократ, а Демократическая партия и основной поток нашей прессы сейчас обвиняют Россию во вмешательстве в американские выборы – точно так же, как, по мнению российских властей и СМИ, американские фонды якобы вмешивались во внутреннюю политику России. Подобные настроения, особенно после сочинской Олимпиады, усложнили жизнь российских некоммерческих организаций. Моя жизнь тоже стала сложнее, хотя я не участвую в политике, я просто делаю то, что могу – стараюсь помогать людям и быть хорошим человеком. И я сказал своему деловому партнеру: мне очень грустно, что он и многие другие мои соотечественники мыслят так предвзято, и что всегда легче винить других, чем делать честный самоанализ своих недостатков.
– Ты, получается, поддерживаешь администрацию Трампа?
– Я не хотел, чтобы он был президентом, но между ним и Хиллари Клинтон я выбирал его. У меня был сосед по комнате в колледже; его мать и отчим как-то собирались выиграть торги на покупку обанкротившегося казино, но в последний момент появился Трамп и победил – уж не знаю, что там случилось. О его деловых методах в прошлом я знаю только из прессы и, признаться, не всегда их одобряю, но Трамп очень успешен как бизнесмен. Это не значит, что он делал что-то незаконное, просто у него одна мораль, а меня другая, и я надеюсь, что не стал бы делать то же в тех же ситуациях.
А сейчас, когда либеральная пресса ополчилась против него, он мне начинает нравиться всё больше и больше. Про его жену Меланию Трамп журналисты говорят, что она не очень умный человек, но это только доказывает, насколько невежественны они сами. Я хотел бы спросить этих людей, как много иностранных языков они знают? Еще до того, как стать женой Трампа, Мелания сбежала от восточно-европейской бедности, стала успешной моделью и предпринимателем. На мой взгляд, она – образец сильной успешной женщины, которая добилась всего, чего хотела.
Но вот что мне не нравится – то, что Америка становится всё больше и больше политически разделенной, а люди всё более нетерпимы друг к другу.
– Российские политики возлагали большие надежды на то, что с победой Трампа на президентских выборах отношения между Россией и США станут лучше. Сейчас это не кажется столь очевидным. А у тебя какие прогнозы?
– Я сразу сказал на этот счет своему другу: есть надежда, что отношения между Россией и Америкой станут лучше, но для того, чтобы это случилось, нужно, чтобы каждый был готов идти навстречу. Трамп – в первую очередь деловой человек, переговорщик: он готов сделать что-то, если видит, что получит какую-то выгоду взамен. Но пока я не вижу, что Россия готова сделать шаги вперед.
За помощь в переводе «Газета недели» выражает благодарность Юлии Пиввуевой.
