Григорий Горин

Оценить
Серия «Малое собрание сочинений», выходящая в санкт-петербургском издательстве «Азбука-Аттикус», пополнилась еще одной книгой – однотомником Григория Горина.

Серия «Малое собрание сочинений», выходящая в санкт-петербургском издательстве «Азбука-Аттикус», пополнилась еще одной книгой – однотомником Григория Горина. В 60-е годы прошлого века молодой врач Григорий Офштейн начал писать короткие юмористические рассказы и фельетоны, однако он вряд ли подозревал, что делом его жизни станет сатирическая драматургия, а первые его пьесы, написанные в соавторстве с коллегой Аркадием Аркановым, будут идти на многих театральных сценах – например, в театре Сатиры («Маленькие комедии большого дома»). Впрочем, для многих наших сограждан имя Горина ассоциируется с телевидением и кино – именно на экране появились впервые фильмы Марка Захарова и Эльдара Рязанова, поставленные по горинским пьесам. Точнее говоря, драматург чаще всего писал как бы в соавторстве с классиками – то с Распэ («Тот самый Мюнхгаузен»), то со Свифтом («Дом, который построил Свифт»), то с Евгением Шварцем («Убить дракона»), то с Алексеем Толстым («Формула любви»).

Благодаря кино и ТВ пьесы Горина разошлись на цитаты. Вот, например: «Говорят ведь, юмор – он полезный, шутка, мол, жизнь продлевает. – Не всем. Тем, кто смеется, – продлевает. Тому, кто острит, – укорачивает». Или еще вот это, знаменитое: «Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Все глупости на земле совершались именно с этим выражением лица... Улыбайтесь, господа, улыбайтесь...» Обратите внимание: всякий раз тексты или элементы биографии знаменитых авторов помогали драматургу увидеть в известных произведениях, написанных много лет назад, или в полузабытых биографических перипетиях нечто современное и даже опасно-злободневное. Мюнхгаузен, например, под пером Горина из барона-вруна превращался в диссидента, не желающего жить в узких рамках филистерского «здравого смысла», а граф Калиостро вдруг оказывался не столько авантюристом, сколько романтиком, готовым в финале уступить дорогу более счастливому сопернику. Что же касается Дракона, то уже у Шварца в пьесе этот персонаж становился неким олицетворением не только гитлеризма, но и любого тоталитаризма, который мог процветать только в окружении «первых учеников». Трусость, нежелание самостоятельно мыслить и принимать решения, готовность верить демагогам, покорность сильным мира сего... Горин еще больше заострил образы героев и не только их осовременил, но и отправил в будущее. Перечитывая сегодня пьесу Горина (или пересматривая фильм Марка Захарова), мы видим нечто знакомое, по-прежнему актуальное и не без грусти осознаем, что хотя Ланцелот одного Дракона и победил, он не сумел воспрепятствовать появлению на свет новых Дракончиков.