Антропос. Модель для сборки

Из года в год Пирровы чтения становятся одним из важнейших культурных событий лета. По большому счету, это единственная возможность широкому зрителю прикоснуться к культурной антропологии – науке, которая занимается изучением непосредственно человека в его культурной среде. Тема тринадцатых чтений, прошедших со 2-го по 4 июля в музее имени Радищева, – «Человек как проект».

В рамках открытия чтений организатор мероприятия профессор СГУ Вадим Михайлин (на фото)презентовал новые книги. Это «хит сезона» «Любовь и прочие маргиналии» – многострадальный сборник по итогам предыдущих двух Пирровых чтений. Многострадальным он стал потому, что не все успели вовремя прислать тексты. Другая новинка, сразу же разошедшаяся, – шикарно изданная «Колесо фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре раннего Нового времени» Антона Нестерова. Представил публике Михайлин и две книги, которые он перевел в этом году: «Волхв» Исайи Берлина и «Взгляд сквозь одежду» Энн Холландер. Следом – сами чтения.

Героический кардинал

Одной из самых примечательных и хороших черт Пирровых чтений является то, что здесь практически невозможно предугадать, какой доклад может выстрелить. Например, «Личный пантеон кардинала Ришелье. Герои Средневековья на службе французского абсолютизма» ведущего научного сотрудника Института всеобщей истории РАН Ольги Тогоевой – ну что здесь, казалось бы, может заинтересовать неисторика? Да, все благодаря Дюма-отцу да режиссеру Георгию Юнвальд-Хилькевичу имеют хотя бы смутное представление о том, кто был такой Ришелье. Но то был художественный образ, с которым оригинал отождествлять ни в коем случае нельзя.

В некотором роде доклад Тогоевой можно было бы в шутку назвать «Тщеславие Ришелье». Не секрет, что кардинал всерьез, хоть и не без оснований, считал себя наиболее влиятельной фигурой во Франции, политиком, в чьих руках сосредотачивалось практически всё. В своем стремлении подчеркнуть собственную важность он шел даже на непривычные для людей подобного сана вещи, на которые современные люди, наверное, даже не обратили бы внимание. Например, на портретах Ришелье не сидит, а стоит. Стоя обычно позировали полководцы, воины. Очевидно, Ришелье было приятно сравнивать себя с ними.

В 1628 году Ришелье заказал проект новой парижской резиденции. Строительство завершилось в 1641 году, и этот дворец мы ныне знаем как Пале-Рояль. Дворец кардинал решил украсить изображениями героев. Одно важное уточнение: под героями Ришелье принимал тех, кто действительно прославился деяниями, а не тех, кому этот ярлык могли привесить за происхождение. Среди этих героев, вернее, вне их списка и, скорее, в роли святого человека, оказалась и Жанна д’Арк, которую кардинал очень ценил и, судя по всему, собирался канонизировать, но так и не успел этого сделать. В общем, шутит Тогоева, у Ришелье было два любимых персонажа – Жанна д’Арк и он сам. Тем не менее, говорит доктор исторических наук, сама фигура кардинала не может не восхитить: «Чем больше я его узнаю, тем больше он поражает меня всесторонними интересами. Это человек, который держал в своих руках всю жизнь французского королевства».

Жизнь по Толстому

В первый день выступала и Наталья Борисова, доктор филологических наук университета Констанца (Германия), с докладом «Быть можно дельным человеком. «Метод» Франклина в юношеских дневниках Толстого: идея самовоспитания в русской культуре первой половины XIX века».

Еще в молодые годы Лев Николаевич решил заниматься самовоспитанием. Тогда он и вывел формулу, что совершенствование – главная жизненная задача. Дневник превращался в способ самоконтроля во сне, еде, сексе, деньгах, времени. Как выглядел этот дневник? Как точный перечень того, что удалось и не удалось сделать, а также строгий план расписания на день. Другой чертой ведения дневника была роспись добродетелей: если удалось совершить какой-то добрый поступок, то напротив добродетели ставилась галочка. Очевидно, что в выработке этой системы Толстой отчасти опирался на автобиографию Бенджамина Франклина, в которой великий американец также старался расписать, как строить свой день, и даже придумывал курсы по соблюдению добродетели. Впрочем, в отличие от Толстого и авторов других подобных сочинений метод Франклина был рассчитан не на душеспасение, а на достижение успеха.

Рабочие на тайной вечери

Традиционно Пирровы чтения не обошлись без участия доцента Московского государственного лингвистического университета Антона Нестерова, выступившего с двумя докладами. Один из них – «Образ рабочего в советском искусстве». Антон Викторович ограничился лишь 30-ми годами, потому как тема неисчерпаема. Основная часть доклада была посвящена тому, как отображала рабочего живопись. Если вы думаете, что это была банальная фиксация какого-то момента из жизни цеха, например, то ошибаетесь. Не стоит забывать, что многие художники родились еще в дореволюционной России, хорошо были знакомы с мировой художественной традицией и новейшими течениями. Поэтому в позе условного шахтера мог бы скрываться святой Себастьян, а в фабрике – готический собор, в группе молодых девушек – греческие вакханки, а в непонятно куда уходящих на картинах бесконечных лестницах – вариации изображения лестницы Иакова, в сидящих за столом рабочих – «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи.

Киномарафон

Постоянной фишкой Пирровых чтений является комментированный ежевечерний кинопоказ. В этот раз все фильмы были родом из 60-х: «Застава Ильича» (1965) Марлена Хуциева, также известная как «Мне двадцать лет», «А если это любовь?» (1961) Юлия Райзмана и «Три дня Виктора Чернышева» (1968) Марка Осепьяна. Про первый фильм Вадим Михайлин шутил, что просмотр его – это «жестокое обращение с животными», потому что оригинальная версия идет более трех часов, но без него оттепельное кино сложно воспринимать. Стояла задача создать принципиально новый киноязык, потому что сталинский гламур и партийные речовки перестали быть актуальными и на зрителя не работали. В кино проникают ирония и стеб, и самое забавное, считает Михайлин, что это не вполне всерьез и не вполне не всерьез – это некая промежуточная позиция, когда невозможно уловить, как на самом деле думает автор. Но это работает и на уровне кадра, когда самый гармоничный эпизод может быть разбавлен явным диссонансом, когда появляется грязь, когда движение камеры приобретает некоторую хаотичность по сравнению с тем, как снимали раньше, а монтаж становится более заметным. При этом зритель, ранее решавший, на чем акцентировать внимание, начинает всерьез думать, что это он делает выбор, куда смотреть. На деле же этот выбор совершают за него режиссер и оператор.

Дебаты

После чтений всех докладов по традиции состоялась финальная дискуссия. Там обычно обсуждают все работы – насколько они соответствовали общей теме. Но в этот раз почти всё внимание слушателей сосредоточилось на вызвавшем большой резонанс выступлении ассистента Института истории и международных отношений Игоря Философова на тему «Конструируя общество воинов: чары Guild Wars 2, мужской союз и военный нарратив». В переводе на обычный русский: Игорь анализировал социально-культурные особенности кошачьеобразной расы людей (ли?), которые в игре называются чаррами. Их общество представляет собой дикую эклектику из самых различных культур, да еще и на разных этапах развития. Неудивительно, что среди зрителей нашлись люди, которые сказали, что это не столько эклектика, сколько безвкусица. Но больше всего споров вызвал, кажется, сам феномен компьютерных игр и то, что доклад стоило развернуть из описательности в сторону ролевых игр, то есть ассоциирования игрока с чарром.

Нередко дебаты превращались в жаркие споры. Вот пример одной из реплик: «Тот проект человека, который был в эпосе, и тот, который появляется в играх, – это диаметрально противоположные вещи. Последнее – это всё равно что секс с резиновой женщиной». В чем-то близок к этой точке зрения был и Михайлин, говоривший, что подобные компьютерные игры – своего рода суррогат воинского сообщества, попытка спроецировать исторический опыт на себя. Философов возражал, что это «самый легальный и безопасный суррогат, который наша цивилизация может породить, иначе, если мы захотим вернуться в архаику, в настоящее воинское общество, мы получим новый Донбасс».