Сергей Щукин: Я не фокусник, а просто артист

Оценить
Сергей Вадимович весь в работе: только что закончилось представление для детей «Волшебные иллюзии Щукиных», и мы уже записываем с ним интервью, а после он показывает зарубежные профессиональные журналы про магию и фокусы.

Сергей Вадимович весь в работе: только что закончилось представление для детей «Волшебные иллюзии Щукиных», и мы уже записываем с ним интервью, а после он показывает зарубежные профессиональные журналы про магию и фокусы. Представлять этого человека, кажется, не имеет смысла: несколько поколений жителей нашего города прекрасно знают в лицо заслуженного артиста России и художественного руководителя саратовского муниципального театра магии и фокусов «Самокат». Обойдемся без длинных предисловий и предоставим слово самому Щукину, который начинает говорить, прежде чем я включаю диктофон.

– ...Ребенок должен стать у нас звездой – вот наша задача. Дети верят в волшебство, что из кастрюли появится внезапно торт, что руку по-настоящему отрежут, а на голове вырастут цветы. Старшие уже подходят рационально, понимают, что это розыгрыш.

Мне кажется, что в нашем обществе, где много лжи и обмана, недоверия, в людях все-таки живет потребность в волшебстве. Каждый человек с детства мечтает летать, становиться невидимым, творить чудеса. И мы помогаем утолять эту жажду. Наша заслуга же состоит в том, что мы первыми в стране создали подобный театр. Мы стали фокус разыгрывать, драматизировать, создавать спектакли из фокусов, сочинять сценарии к ним, а это сложно. Фокус можно освоить технически, а надо сделать из него чудо, розыгрыш, придумать, как работать с детьми. Но, как видите, мы уже почти 30 лет возделываем эту ниву.

– Начать, Сергей Вадимович, хотелось бы с другого. Пожалуй, наиболее важным событием в жизни «Самоката» за последний год следует считать возрождение драматического филиала. Как вы к этому пришли? Это ностальгия? Пару лет назад вы сказали: «Я вообще долгое время стеснялся того, что меня называют фокусником. До сих пор иногда думаю, что, может быть, что-то упустил, и всё еще мечтаю поставить большой драматический спектакль».

– Да, говорил. Мой путь сложился так, что в детстве я увлекался фокусами. Папа служил в Турк­мении, на границе. Мне было три или четыре года, помню ощущение восточного базара, где продают яства и показывают фокусы. Это врезалось в память. Мне захотелось этому учиться, я искал книжки. Помню, как приходили гости, и мама говорила: «Сейчас Серёжа нам покажет фокус». А потом я увлекся кукольным театром, а вслед за ним поэзией и драматическим театром. В ДК «Россия» я создал народный театр и поставил много серьезных спектаклей: «Дракон» Шварца, «Зинулю» Гельмана, «А зори здесь тихие» Бориса Васильева... Многие становились лауреатами всероссийских и всесоюзных конкурсов. Потом, после окончания пединститута, поступил в театральный институт имени Щукина, получил профессию режиссера.

Собственно, «Самокат» вместе с супругой Маргаритой Щукиной и создал как драматический театр. Пошли серьезные спектакли: «Двое на качелях» Гибсона, «Ловушка» Робера Тома. Мы играли в вузах, по области ездили. А потом в истории страны начался страшный период, и нам захотелось какого-то праздника. А я как раз выиграл грант, совершил вояж в США и там увидел, как развиты фокусы, потом американская сторона организовала встречу с Дэвидом Копперфилдом, был на фабрике, где делают фокусы, проходил практику в магическом магазине...

– Как это выглядело?

– Во-первых, американская сторона платила нам деньги – это была правительственная программа. От Саратова поехало восемь или десять человек. Мы жили в американских семьях, я лично попал к богатейшему миллионеру, владевшему фабрикой по производству одежды. Шла учеба, нам ежедневно читали лекции по маркетингу, менеджменту, искусству. Плюс полдня была практика в магическом магазине. Хозяин – Том Фрэнк – известный фокусник, много мне показал и рассказал. Там я купил первые фокусы, привез оттуда восьмитомник патриарха американского искусства фокусов Харлана Тарбола, четыре из них потом перевел.

Мы сделали театр фокусов, нас поддержали в Союзе цирковых деятелей России – в частности, Эмиль Кио не раз нас поздравлял. Театр наш стал известен в стране, много гастролировал. Мы по-прежнему ездим каждые три года на чемпионат мира по фокусам, чтобы совершенствоваться в профессии.

Наверное, да, возвращение к драме – это ностальгия. Жизнь идет, в обществе много проблем, а мы – не сторонние наблюдатели. У Виктора Розова есть хорошее высказывание, что искусство начинается тогда, когда познание доходит до боли. Взять тех же стариков из «Игры в джин» и проблему любви... (Делает паузу.) У меня бабушка была. Когда ей стало плохо, и я обратился в больницу, мне сказали: «Да ей пора умирать уже, так не живут. 80 лет... Вы думаете, мы будем ей заниматься? Дома лечите, вызывайте врача». Я был потрясен. Мы с супругой были во многих странах и видели, как там к старикам относятся. Там ставят на ноги, потому что это честь больницы. У нас – наоборот. Когда у режиссера что-то созревает как боль, то он ищет пьесу, материал, где нашел бы отклик и выразил свои чувства.

– Вы поставили важный и остросоциальный спектакль «Игра в джин». Для вас этого пока достаточно или все равно чего-то не хватает в творческом плане?

– Проблема такова: у нас два актера – я и моя супруга. А пьес, которые хотелось бы поставить, много, и для них нужны талантливые актеры. Пока их нет. Пока, но я думаю, что они появятся...

– В вашем репертуаре два спектакля – романтическая комедия и трагикомедия. Для вас принципиально наличие комедийного элемента или просто пока так складывается и не стоит делать выводы?

– Не стоит. Я больше люблю психологический, чем развлекательный театр, хотя иллюзионное искусство – достаточно развлекательный жанр. А в драме хочется решать человеческие проблемы, которые назревают в обществе: уходит доброта, милосердие, нарастает жестокость. Посмотрите, что творится на Украине – брат идет на брата. Откуда это? Когда я вижу все эти проблемы, то мне хочется серьезного человеческого разговора. Театр дает такую возможность, ведь именно в театре толпа становится народом. Да, потом они все равно что-то потеряют, но мы на какое-то время сделали их людьми. Для этого театр вовсе не обязан иметь мощную сцену и машинерию, достаточно двух правдиво играющих актеров. «Построить дворец на острие иглы», как говорил Мейерхольд.

– Вы готовы поставить спектакль, где у зрителя ни на секунду не возникнет повода смеяться?

– Любая пьеса любого жанра, в которой есть интересная проблема, волнующая людей, имеет право на существование. Ставить развлекаловку на потребу публике мне не интересно.

– В первую очередь «Самокат», конечно, театр магии фокусов, где идут представления как для взрослых, так и для детей. Для кого показывать сложнее? Для кого интереснее?

– Я больше люблю работать с детьми. Не помню, кто говорил, что все дети – Моцарты, а взрослые – Сальери. Ребенок чист и открыт, талантлив. Надо уважать его личность. Иногда что-то не так скажешь, и он уходит. Я это очень переживаю. Поэтому постоянно ищешь подход. Как-то удается все-таки находить контакт. Но и со взрослыми тоже получается. А бывают «толстокожие» зрители. В них не вызовешь чувства, удивления, улыбки: в них умер ребенок – это самое страшное.

– Для них сложнее играть?

– Конечно.

– Мне показалось, что ваши спектакли для взрослых все-таки рассчитаны во многом и на детей. При этом стоит маркер «16+», и на спектакле присутствуют совсем юные зрители...

– Да. Я бы сказал, что фокусы – это жанр, рассчитанный на возраст от четырех до 80 лет. В какой-то момент взрослые стали приходить с детьми, говорят: «А куда ж нам их деть?» И мы стали включать парочку чисто детских фокусов.

– Зрителю вообще постоянно нужно что-то новое.

– Да. Ежегодно мы выпускаем по два-три новых представления и держим уже 12 иллюзионных спектаклей. Мы исчерпали весь золотой запас фокусов. Казалось бы, всё охватили, но тем не менее готовятся новые иллюзионные спектакли, например «Удиви меня» для подростков и старшеклассников. В планах еще одно шоу – «Comedy magic». Молодые актеры театра готовят представление для детей. Кстати, приглашаем наших коллег на иллюзионные спектакли, это может помочь им в работе. Станиславский ведь еще говорил, что безумно любит цирк и фокусы, которые помогали ему в создании ролей.

– Вам не доводилось читать роман Кристофера Приста «Престиж»?

– Слышал, но, по-моему, не читал.

– Я почему, собственно, спрашиваю? Роман посвящен двум фокусникам, чья вражда дошла до того, что они чуть ли не были готовы убить друг друга. Понятно, что художественная литература не претендует на объективность. И всё же хочется задать вопрос: нынешние фокусники – это сообщество коллег, объединенных общим делом, или это жестокий мир конкуренции?

– Нас огорчает, когда наши творческие достижения (фокусы, сценарии) кто-то копирует. Ты ломаешь голову, а кто-то приходит и всё у тебя забирает. Надо заметить, что за рубежом существуют национальные объединения иллюзионистов. Все они входят в Международную организацию иллюзионных обществ FISM, которая проводит раз в три года чемпионат мира. Они стараются предотвращать моменты такого «заимствования». В России такого объединения нет.

Ранее в России наш жанр не был так развит. И на то были причины. Например, Эмиля Кио долгое время не пускали заграницу. Марксистско-ленинская идеология считала, что фокусы – это далеко от официальной коммунистической идеологии. В последнее время жанр получил дальнейшее развитие в связи с появлением Интернета и возможностью покупать фокусы через интернет-магазины; появляется большое количество молодых людей, увлекающихся этим жанром. И все же нам есть куда стремиться. Скажем, в США даже продают фокусы для бизнесменов. Там поняли, что это очень помогает для разрядки от напряжения во время деловых переговоров. В Америке есть почти сто фирм, выпускающих иллюзионную аппаратуру, ежемесячно выходит несколько книг подобной тематики. А у нас этого нет.

– Вам наверняка надоел вопрос о помещении. Мы не будем подробно на этом останавливаться, но все-таки. В этом году реконструированная филармония вновь начнет свою работу, а Радаев еще в марте прошлого года предложил передать Дом офицеров в муниципальную собственность. Как всё это скажется на вашей судьбе?

– Я задавал этот вопрос губернатору на городской коллегии. Валерий Васильевич сказал, что здание надо передать городу. Это его пожелание. За Грищенко я отвечать не могу и не знаю, возьмет ли город здание, потому что это потребует больших вложений и серьезного ремонта. Если бы Дом офицеров отдали городу, может быть, и нам бы позволили расшириться: зал у нас слишком маленький, на 70 мест, крыша течет, проблемы есть. Даже несмотря на то что Радаев позволил расшириться (дали три дополнительные комнаты), нам по-прежнему негде хранить декорации. Но мы надеемся, что эта проблема будет решена в дальнейшем.

– Дети – народ своеобразный. Вам наверняка приходилось не раз сталкиваться с тем, что вас «сдавали»? Например, посмотрел мальчик один раз программу и, попав второй раз в театр, кричит, что будет в следующее мгновение. Я один раз так и сделал, когда был младшеклассником, простите.

– Бывает. Я помню, нас как-то попросили выступать на теплоходе и показать там магическое шоу. Там был один мальчик – это тихий ужас. Видимо, он у нас всё просмотрел. Я только начинаю фокус, как он уже кричит: «Сейчас тут появится зонтик, он там его прячет». И это было с каждым номером. Я его в конце концов вытащил на сцену, предложил сделать фокус, он опростоволосился и замолчал. Бывают и провалы, когда у тебя всё развалилось. Тогда я сам смеюсь. По молодости пугался, страшно было, сейчас – нет, говорю: «Факир был пьян, фокус не удался». И зрители нормально это воспринимают. Разные бывали случаи. В одной школе показывал трюк по отрубанию руки. Шепчу на ухо ребенку: не бойся, рука останется. Номер смешной. Но как я ни готовил ребенка... Девочка на сцене пописала... Лужа образовалась. Мы как-то вышли из этого положения с достоинством, я это обыграл. И даже в зале не все поняли, что произошло. Честь ребенка была спасена.

Вообще каждый раз ищешь способ, чтобы не пострадала личность ребенка. Для него выход на сцену – это уже большая ответственность: все смотрят на него, а он – артист в этот момент.

– Влияет ли мастерство фокусника на его мировосприятие и на восприятие его другими людьми в обыденной жизни?

– Скажу так: я не считаю себя фокусником, я просто артист. Скажете мне заняться чем-то другим – буду осваиваться. С куклой же работаю! Есть, конечно, фокусники, которые считают себя фокусниками. Помнится, один сказал: «Я знаю тысячу фокусов». Я тоже, быть может, знаю тысячу, но хорошо показывать могу пять, и в этом мое мастерство. Нельзя всё делать блистательно. Если я верю, что творю чудо, я передаю это зрителю. А другой показывает фокусы, но магии, волшебства у него не возникает. Он не артист. И таких тысячи.

Я, кстати, не считаю, что работаю в театре. Это мой дом, я тут живу. Я театру служу, и это не работа. Иногда я устаю, как директор, от бумаг и проблем. Это я не люблю, хотя этим приходится заниматься. Я служу. Вообще человек должен ходить в театр как в лес, когда не хватает свежего воздуха, а надо вздохнуть. Так и надо ходить, чтобы очиститься от грязи, лжи, масок, скверны. Хороший спектакль очищает. Такое не часто испытываешь.