«Красный свет»

Оценить
Похоже, митинги на Болотной площади начинают обрастать своей литературной мифологией: в романе Виктора Пелевина «Бэтман Аполло» эти митинги были, если кто помнит, спровоцированы вампирами.

Похоже, митинги на Болотной площади начинают обрастать своей литературной мифологией: в романе Виктора Пелевина «Бэтман Аполло» эти митинги были, если кто помнит, спровоцированы вампирами. А в новой книге писателя, публициста и живописца Максима Кантора «Красный свет» (М., «АСТ», 2013) объясняется, что те же митинги проводятся на средства британской разведки. В Лондоне решили поменять нынешнюю российскую власть на власть финансистов, а потому лидеры оппозиции Пиганов, Ройтман и Халфин (то бишь Борис Немцов, Дмитрий Быков и почему-то пристегнутый к ним старенький советолог Александр Янов) ведут переговоры с неким тайным майором Роббинсом, который мобилизует им в помощь совсем уж странного персонажа – столетнего нацистского преступника и друга покойного фюрера Эрнста Ханфштангля, который в конце войны сдался союзникам, да так у них и остался в качестве консультанта. Максим Кантор рисует лидеров российской оппозиции пошляками, позерами, скупердяями и, главное, клиническими идиотами. Мало того, они еще и странным образом смахивают на гитлеровцев (оппозиционный журналист Борис Ройтман «сиял, как начищенный сапог эсэсовца» и т. д.

В свою очередь герр Ханфштангль в книге выглядит мудрым и как минимум неординарным человеком. Если сравнить суждения этого персонажа с суждениями самого Максима Кантора, опубликованными в его недавнем интервью «Российской газете», выяснится удивительная вещь: автор книги старательно повторяет те же слова, как и придуманный им – и как бы вроде бы отрицательный – нацист...

Романист уже объявил, что вслед за первым томом «Красного света» появятся еще два. Только человек, начисто лишенный воображения, не заметит здесь намека, адресованного жюри премии «Большая Книга»: ну кому как не гигантоману Максиму Карловичу давать награду с таким названием? Понятно, что, как только Кантор обретет её, сбудется наконец заветная мечта Аристотеля об абсолютной гармонии формы и содержимого, а на организаторов и членов жюри «Большой Книги» тотчас же снизойдет благодать.